— Они не постоянно спят, — передразнил ее Фостер. — Впрочем, что мне рассказывать. Если все получится, я покажу тебе его. Может, даже пообщаетесь. Если ты, конечно, хоть немного знаешь английский, что весьма сомнительно.
— Я учу английский с тех пор, как стала жить у Ивана. У меня была своя учительница из Англии.
— Значит, будешь мучить беднягу отстойным британским акцентом, — насмешливо пробормотал Эрик. Но уже громче произнес, — А тебе на будущее вот что скажу: не думай о себе слишком много. На каждого хорошего бойца найдется еще лучше. Ты бы так не гордилась своими способностями, зная телекинетиков уровня Бранна Киву. Спроси у Лескоу, думаю, он охотно тебе расскажет. Или же, как всегда еще более охотно промолчит…
Вика не успела спросить, кто такой Бранн Киву, так как дверь в зал внезапно отворилась, и в помещение зашел Иван. Узнав от Альберта, что девочка захотела продолжить тренировку, он решил сам забрать ее отсюда. Ему до сих пор было сложно принять факт, что его дочь — наполовину кайрам. И хоть он и разрешил Вике развивать свои способности, подобное решение далось ему нелегко.
Заходя в зал, он уже хотел было поприветствовать свою дочь, как вдруг обнаружил стоявшего напротив нее Эрика. В первое мгновение он ошарашенно смотрел на наемника. При мысли о том, что этот психопат мог сделать с его ребенком, Ивану сделалось жутко. Его рука автоматически легла на рукоять пистолета.
— Какого черта ты здесь забыл? — севшим голосом спросил он, обращаясь к Фостеру.
Однако ответить Эрик не успел — вместо него заговорила Вика:
— Этот человек не сделал ничего плохого, пап! Он всего лишь заблудился.
Иван бросил быстрый взгляд на девочку, после чего снова вопросительно посмотрел на Эрика.
— Это правда, — сухо произнес наемник. К тому же, что я мог сделать плохого, когда эта девчонка посадила меня под «стекло»?
С этими словами Фостер постучал кулаком по невидимому барьеру, после чего театрально развел руками:
— Видишь, это я — несчастная жертва, но никак не она.
— Почему ты не позвала никого на помощь? — строго спросил Иван, обращаясь к девочке.
— Я не успела, — в данном случае Вика не слукавила. — Мне… убрать барьер?
«А ты у меня далеко не глупая», — с долей восхищения подумал Бехтерев, после чего нехотя кивнул.
— Значит так, я выведу его из жилой части, а ты возвращайся в детское общежитие. Потом я зайду к тебе.
С этими словами Иван приблизился к Эрику и, грубо схватив его за локоть, потащил к выходу. В свою очередь, Фостер даже и не думал сопротивляться. Ему тоже не слишком улыбалось сидеть под телекинетическим куполом наедине с самодовольной девчонкой, которая в любую минуту могла его раздавить. То, что Вика не блефовала, он до сих пор чувствовал грудной клеткой.
— Больше никогда не смей приближаться к моей дочери, — мрачно произнес Иван, наконец отпуская локоть Эрика.
— Так я и не приближался к твоей дочери, — усмехнулся Фостер. — Я ее даже в глаза не видел!
— Не прикидывайся идиотом! Если я расскажу Димке, что ты шляешься где попало, он снова закроет тебя.
— О какой девочке вообще идет речь? Если ты про ту полукровку, то прости, но она не твоя дочь! Такую мог породить только кайрам. И что вы мне все этим Бароном угрожаете? Я ничего плохого не сделал. Ну да, захотел посмотреть жилую зону. А куда мне еще было идти? В казармы, где меня все ненавидят? Я хотел открыть для себя что-то новое.
— Ну и что, открыл? Колумб хренов!
Эрик весело усмехнулся.
— Да, как минимум я впервые увидел полукровку-девочку.
— А что, это такая большая редкость? — нахмурился Бехтерев.
— В той лаборатории, где меня держали, за такую вот девочку без колебаний уничтожили бы целый город.
— А что с тобой там делали?
Веселая ухмылка немедленно исчезла с губ американца:
— Я не хочу вспоминать.
Неожиданно Иван остановился и пристально взглянул на наемника. Он смотрел на того, кого все называли «крысой», а видел собственное отражение. Побои алкашей-родителей, детский дом, бандитские группировки, первые заказы на убийства. И у этого парня должно быть нечто похожее. Эрик Фостер был таким же Иваном Бехтеревым или Димой Лесковым, только с другой стороны океана.
— Не вспоминай, — задумчиво произнес Иван. — В любом случае ты стал таким не от хорошей жизни.
Эрик не ответил. Поначалу он хотел сказать нечто язвительное, но слова так и остались на его языке. И почему-то неожиданно для себя ему снова захотелось сделаться незаметным…
Шел третий день свободной жизни Фостера, когда он окончательно убедился, что с местными жителями наладить отношения не то, что не получится, но уже и не хочется. Он третировал солдат и исчезал тогда, когда те уже собирались «набить ему морду», он дразнил местных жителей, которые пытались запугать его жалобами Лескову, он умудрился довести даже местного православного священника, требуя у того принять его исповедь и одновременно заявляя, что исповедоваться будет только католику.
Ближе к полудню Фостер снова увязался за Альбертом и последовал за ним в комнату отдыха, где врач собирался заварить себе заслуженную чашку кофе. Однако, когда врач отвлекся, чтобы достать из шкафчика сахарницу, чашка снова оказалась пустой, да к тому же еще и совершенно чистой. Несколько секунд Вайнштейн сосредоточенно смотрел на чашку, пытаясь понять, заваривал ли он вообще этот напиток. Возможно, погруженный в свои мысли, он автоматически решил, что уже приготовил кофе, а на самом деле лишь поставил чашку на стол. Однако, повторив свои действия, мужчина снова обнаружил, что кофе исчез.
Эрик с иронией наблюдал за тем, как врач тупо пялится на пустую чашку, держа в руке всю ту же злополучную сахарницу. И если первую чашку Фостер спрятал в холодильник, подменив ее чистой, то вторую решил выпить сам.
Что-то сердито пробормотав, Вайнштейн стремительно покинул комнату отдыха и направился прочь по коридору.
«Это куда это ты так резво побежал?» — мысленно веселился Эрик, с трудом поспевая за доктором. Но вот Альберт покинул больницу и быстрым шагом двинулся в сторону правительственного здания. Этот маршрут несколько насторожил Фостера, но он все же продолжал преследовать свою сердитую жертву. Когда мужчина остановился у двери, ведущей в кабинет Барона, наемник окончательно помрачнел…
Первое, что услышал Лесков после требовательного стука, это сердитый возглас Вайнштейна:
— Я не могу так жить!
С этими словами хмурый врач зашел в кабинет и, мрачно воззрившись на Лескова, продолжил:
— Я, конечно, всё понимаю: ты решил наладить с ним хорошие отношения, но это не значит, что я собираюсь терпеть его дурацкие выходки. Дима, я — врач, я — уважаемый человек, у меня несколько высших образований!
