— Только в твоем сне, — Адэн сделал несколько осторожных шагов навстречу Вике. — На всякий случай: не кричи, а то тебя разбудят, и мы не сможем поболтать. Можно я тут пока посижу?
С этими словами мальчик указал на постель, но которой какое-то время назад еще находилась Рита.
— Сиди, — растерянно ответила Вика, все еще не сводя с Адэна настороженного взгляда. Тогда Лунатик забрался на соседнюю кровать и снова улыбнулся.
— Расскажи что-нибудь о себе? — спросил он. — Ты уже знаешь цвет своей чешуи?
— Нет, — ответила девочка. — Но я подумываю утащить из столовой нож, чтобы проверить свою теорию.
— Какую теорию?
— Так как я — телекинетик, как и знакомый Димы, то моя чешуя должна быть черной!
— Это так не работает, — Адэн отрицательно покачал головой. — Цвет чешуи не зависит от твоих способностей. Но, если честно, я бы не советовал тебе проверять до тех пор, пока тебе не исполнится хотя бы тринадцать. Иначе тебя ждет огромное разочарование.
— Почему это? — с вызовом поинтересовалась девочка
— Потому что цвет будет неправильным. Сейчас у меня цвет чешуи красный, а был… розовым.
— Фу! — Вика наморщила нос. — Ненавижу розовый!
— А я, думаешь, обожаю? — хохотнул Адэн, и Вика улыбнулась в ответ.
— А у доктора Альберта чешуя белая, — сказала она. — Как думаешь, каким он был раньше?
— Желтым. Как цыпленок.
Услышав это, Вика невольно рассмеялась. Она представила своего строгого наставника столь безумного желтого цвета, и ей тут же сделалось еще смешнее. В свою очередь Адэн почувствовал облегчение. Смех этой девчонки показался ему забавным, хотя тема для разговора оказалась довольно обыденной. В лабораториях никто над этим не смеялся, а она хохочет, как будто ей рассказали анекдот. Салатовый Фостер и голубой Лесков еще больше развеселили девочку. Она даже не заметила, как за этой глупой болтовней страх постепенно отступил.
Теперь Вика уже сама задавала вопросы об Адэне. Она узнала, что мальчик впервые за всю свою жизнь покинул лабораторию. Там, в Америке, у него не было ничего, кроме собственных снов. Его не обучали в школе, ему не позволяли ни читать, ни рисовать, ни смотреть телевизор. Вся его жизнь проходила в четырех стенах, и он развлекал себя лишь тем, что подключался к снам других «узников». С помощью них он гулял по их городам — по Каиру, Новому Орлеану, Нижнему Новгороду, Берлину, Сан-Франциско, Львову, Дюссельдорфу, Страсбургу, Неаполю, Киото, Бресту… Он с легкостью описывал достопримечательности этих городов, рассказывал о людях и особенностях их менталитета, даже описывал вкус местных блюд.
— Так что, я уже бывал в России, — улыбнулся Лунатик. — И даже пробовал блины со сметаной и красной икрой. Возможно, у вас есть еще что-то вкусное, но мне запомнилось именно это блюдо.
— Не люблю икру. Лучше жареную картошку, — ответила Вика, с интересом глядя на своего собеседника. Она больше не вспоминала того изможденного мальчика, которого впервые встретила в больнице. Этот Адэн, который сейчас сидел перед ней, был классным. Веселым, но не таким противным, как Фостер, и при этом тоже красивым.
— Когда война закончится, и ты поправишься, я покажу тебе свою любимую кафешку, — продолжила Вика. — Если она снова будет работать, можем поесть эклеров. Обожаю с фисташками.
Но вот девочка прервалась, после чего еле слышно спросила:
— Как думаешь, мы победим?
Адэн не ответил. Он молча опустил глаза, словно искал на полу какие-то правильные слова, и это молчание поразительно больно задело Вику.
— Я ненавижу эту войну! — воскликнула она. — Зачем люди это делают? Почему нельзя просто жить? Было ведь так классно!
— Потому что это их природа, — ответил Адэн, и в его голосе послышалась сталь.
— Они уничтожают все, до чего добираются, потому что им вечно мало. Даже веру в Бога, якобы самое лучшее и чистое, что может бьть у людей, они умудряются использовать для наживы и убийства.
— Есть и хорошие люди…
— Нет. Хороших людей нет. Они все отравлены жадностью, завистью и эгоизмом. Вокруг меня было так много людей, но я до сих не увидел ни одного нормально.
— Мой папа нормальный, — заметила Вика.
Адэн не стал говорить, что скорее всего Иван так же отравлен, как и все остальные. И уж тем более не стал напоминать девочке, что этот мужчина — ей не родной. Он лишь кивнул и тепло улыбнулся, отчего собеседница улыбнулась ему в ответ.
— Я хочу, чтобы война закончилась, — прошептала она. — Мой папа постоянно в больнице из-за ран. Все боятся, плачут, умирают родители моих одноклассников. А мы беспомощны… Как можно победить врага, который сидит так далеко, и до него не добраться? Можно было бы попытаться разломать их роботов, но Дима не берет меня наверх. Меня считают слабым глупым ребенком. А это не так! Я гораздо сильнее доктора Альберта и даже Димы. Они ведь не могут ломать роботов взглядом, а я могу! Но зато гонят на поверхность папу, который только и может, что стрелять. Не понимаю!
— Они оберегают тебя. Тебе только кажется, что все так просто. Ты должна быть очень сильной, чтобы ломать роботов, удерживать защитный купол и, например, останавливать пули, летящие в твоих друзей. Это почти невозможно. Даже очень сильные полукровки годами тренируются, чтобы достичь такого уровня концентрации.
— Я могу перебирать крупу!
— А ты попробуй достать из воды растаявшую соль. Тогда и поговорим.
— Такое возможно?
— Да. Попробуй расщепить на молекулы стул или карандаш, чтобы от него осталась только деревянная стружка. А настоящие кайрамы вообще могут стереть с лица земли, и не останется даже намека на существование этого предмета. Только энергетика.
— А что могут делать, такие как ты? Самые сильные?
— Я не знаю, но поговаривают, что «блуждающие» могут замедлять время и даже возвращать его на несколько минут назад. Проникать в сны давно умерших людей, отправляясь в прошлое. Или в будущее. Вот это истинные «блуждающие». А мы с тобой так, мелкая рыбешка.
— Ну а «шепчущие»? Дима Лесков считается очень сильным?
— В лаборатории были и посильнее. Истинные «шепчущие» так вообще могут влиять на целые города и на себя в том числе. Сомневаюсь, что Барон на это способен.
— А Эрик?
— Ты единственная, кроме меня и Барона, кто здесь называет его по имени, — улыбнулся Адэн. — Не боишься его?
— Нет, он классный. Хоть и ведет себя, как придурок… Ну рассказывай!
— А что там рассказывать? «Теневые» оттого и называются теневыми, что либо становятся тенями, либо полностью исчезают. Они умеют стирать, изменять и прятать энергетику. Но это могут истинные кайрамы. Эрик не такой крутой. Вы не видите его не потому, что он прозрачный или бестелесный, а потому, что не обращаете на него внимания. Как на пылинку или крупицу песка…
