— Я не игнорирую, — тихо отозвался Дмитрий, все еще глядя в зеркало на свое отражение. — Но и не использовать сыворотку не могу. Она — наш единственный козырь.
Он говорил спокойно и твердо, словно речь шла не о его жизни, а о чем-то постороннем, однако Альберт впервые настолько отчетливо ощущал его страх. Да, тому, кто привык внушать ужас, теперь самому было чертовски страшно. За личиной уравновешенного, не по годам взрослого молодого мужчины, скрывался затравленный мальчишка, который боялся умереть. МРТ, как и анализ крови не показывали никаких изменений в его организме, однако энергетика Дмитрия стала иной. Она напоминала рваную кардиограмму, и вместо прежней бархатистости ощущалась, как покрытый ржавчиной металл. Шершавая, изъеденная и уязвимая. Энергетика тяжело больного человека.
— С этой минуты я запрещаю тебе даже близко приближаться к сейфу с ампулами, — решительно произнес врач.
— Это ты «шепчущему» говоришь? — Лесков нервно усмехнулся и наконец обернулся на Альберта, словно нарочно желая продемонстрировать ему измененную радужку.
— Да хоть самому Господу Богу! Черт возьми, Дмитрий, с каких пор ты стал таким… жертвенным? Не ты ли мне всегда говорил, что в этом мире каждый сам за себя? И что ты никому кроме своих близких ничего не должен? А теперь ты, как идиот, собираешься и дальше колоться тем, что тебя убивает, с криками: «гляньте на меня, какой герой»? Что, думаешь таким образом искупить вину за гибель людей? Очнись! Никому на хрен не далась твоя жертва! Нам нужен лидер, а не смертник! Полукровок становится все больше: среди нас есть мощнейший телекинетик, девушка со способностями Медузы Горгоны, мальчишка, блуждающий во сне! Думаешь, ты до сих пор единственный, на ком планета держится?
Услышав эти слова, Дмитрий неожиданно для Альберта рассмеялся, правда, в его смехе не было даже тени веселья. Он неспешно приблизился к Вайнштейну, и от его взгляда по коже врача побежали мурашки. В эту секунду энергетика Лескова показалась ученому еще более незнакомой, словно перед ним стоял совершенно посторонний человек, лишь называющий себя Дмитрием.
— Там, на Калифорнийском полуострове мне нужно было позволить «костяным» добраться до нас? Или же… уступить сыворотку тебе? Ты же — мое зеркало, Альберт. Отчего же ты не кололся собственным изобретением, а доверил это почетное занятие мне и Фалько? А ведь ты хотел использовать препарат на себе, но… мне договаривать?
Вайшнтейн заметно побледнел, чувствуя стыд за собственную трусость. Вколоть себе одну ампулу — это еще куда не шло, но несколько… Альберт слишком хорошо помнил, как чуть не погиб в Адмиралтействе, и теперь собственный препарат вызывал у него только страх.
— Я не осуждаю тебя, — еле слышно произнес врач. — Я пытаюсь тебя спасти!
Несколько секунд Дмитрий смотрел на него, чуть склонив голову на бок, и его взгляд как будто проникал в самую душу врача. Он не использовал свои способности, но Вайнштейн впервые не знал, что ожидать от своего друга. Это уже был не человек, а что-то иное, лишь облаченное в тело Лескова. В какой-то момент ученому даже показалось, что перед ним стоит чужак. На самом деле Дмитрий погиб, разбился о скалы, а «истинный» принял его обличье и теперь пытается вжиться в его роль.
Но вот губы Дмитрия тронула знакомая, немного усталая улыбка.
— Тогда изготовь для меня другую сыворотку, — мягко попросил он и положил руку на плечо бледного, как полотно, собеседника. — Создай такую же действенную, но уже без побочных эффектов.
С губ Альберта сорвался вздох облегчения, и он поспешно кивнул, как человек, внезапно получивший помилование.
— Я пойду? — еле слышно выдавил из себя врач и невольно бросил взгляд на дверь. — Мне… Мне нужно возвращаться к работе…
— Конечно, Альберт, — все так же дружелюбно ответил Лесков, после чего отстранился от своего собеседника и снова приблизился к зеркалу.
Слова ученого о том, что какой-то неизвестный кайрам спас Дмитрия от смерти, все еще вертелись в голове, но теперь они звучали как-то глупо и смешно. Неведомое существо с другой планеты явилось на полуостров, чтобы выловить из воды какого-то жалкого полукровку? Как можно было придумать такую ахинею? Как будто кайрамам больше нечего делать — только и следят в бинокль за идиотами с планеты Земля, которые не в состоянии ужиться даже друг с другом. Впрочем, возможно, это их местное реалити-шоу о самом недоразвитом виде во всех вселенных? Реалити-шоу о дебилах, которым вечно не хватает денег — бумажек, которые они сами же и печатают? В какой вселенной такое еще встретишь? Или где найдешь кретинов, которые отравляют необходимые для жизни воздух, землю и воду, чтобы купить вещи, которые им не нужны?
Еще смешнее о вышеупомянутом кайраме-спасателе говорил Ханс. Он утверждал, что чувствовал в «истинном» энергетику Лескова, однако то были лишь слабые нотки, как если бы в мешок сахара засыпали щепотку соли. Или же это была энергетика какого-то родственника Дмитрия, например, отца, который пришел на помощь своему сыну, а затем почему-то снова исчез.
Все эти гипотезы напоминали дурной сюрреалистический сон, от которого никак не удавалось проснуться. Однако факт оставался фактом: кто-то действительно сжег «костяных» и сбил последний беспилотник. То, что это был не Адэн, стало ясно, как только мальчик проснулся. К сожалению, его не было на полуострове, и он не мог сказать, что случилось на самом деле. А Дмитрий не помнил. Было ясно только то, что его тело покрылось чешуей, желая защитить организм от огня, который словно напалмом выжег все вокруг. И что же это была за чертова температура, что даже панцири «костяных» превратились в расплавленную бесформенную массу?
Вопросов было слишком много, а у Дмитрия больше не осталось сил искать ответы. Как только дверь за спиной Вайнштейна закрылась, он беспомощно опустился на больничную койку и закрыл лицо руками. Впервые он настолько отчетливо осознал, что ни он, ни кто либо еще не знает, что происходит с его организмом. И вряд ли в Петербурге найдется тот, кто может ему помочь.
Тем временем новоприбывшие осваивались в подземельях. Матэо и Вероника предпочитали держаться вместе, поэтому и комнаты им выдали смежные. Русские приняли их довольно настороженно, однако отношение к слепой девушке все же было теплее нежели к контрабандисту. Впрочем, сам Фалько ясно дал понять, что не нуждается в дружеском окружении. Он отпугивал от себя всех, на кого не желал тратить время, а, если ему что-то хотелось узнать или получить, мужчина попросту использовал свои способности внушения.
— Я не знаю русский, а они плохо владеют английским, — отмахнулся он, когда Кристоф упрекнул его за подобное отношение. — Каким образом я еще могу объяснить им, в чем я нуждаюсь?
— Вы можете обратиться ко мне, Дмитрию, Хансу или Альберту, а не внушать невинным людям, что вы сами Лесков…
— Быть Лесковым не всегда удобно, — заметил испанец. — Многие его недолюбливают. Другое дело — быть Александром Волковым. Глава совета здесь в гораздо большем почете. Или, в крайнем случае, вами или Вайнштейном. В случае с ученым теплеют русские, в случае с вами — немцы. Мне этого достаточно.
