— Мне не докладывали, что ты ведешь переговоры с Москвой…
— С чего бы это? — деланно удивился Лесков.
Евгений заставил себя пропустить этот сарказм мимо ушей. Новость о том, что в Петербурге есть уже пятеро кайрамов, не могла не обнадеживать, и мужчина решил избежать очередной прилюдной стычки
Когда все уже начали расходиться после собрания, Лесков попросил Фостера пройти вместе с ним в его кабинет.
— Что—то случилось? — Эрик попытался было придать своему голосу насмешливый тон, но получилось не очень. Он понимал, что наверняка речь пойдет о случившемся на поверхности, и разговор этот будет не из приятных. То, что Дмитрий не ответил на его вопрос, еще больше подтвердило догадку наемника.
Зайдя в кабинет и прикрыв за собой дверь, Лесков наконец заговорил:
— Как бы вы к этому не относились, Эрик, но завтра вы используете сыворотку вместе с остальными. Пока я обращаюсь к вам по—хорошему, однако, если вы откажетесь подчиниться, я буду вынужден вас заставить.
— А зачем было вести меня сюда? Могли бы сказать при всех! Когда остальные хором называли меня трусливой мразью, — губы Фостера искривились в презрительной усмешке.
— Возможно, мои слова покажутся странными, но я не преследую цель вас унизить. Врагов у меня и так достаточно.
— И вы решили поиграть в доброго полицейского?
— С детства не люблю полицию, — ответил Дмитрий, игнорируя провокационный тон парня.
— А что вы любите, Барон? Когда люди по щелчку ваших пальцев рискуют башкой? В отличие от остальных я прекрасно знаю, что произошло с Вайнштейном, когда он использовал препарат на себе. Там было всего две ампулы, Барон. Две долбанные ампулы. А вы закачиваете всем по четыре. И я не знаю, что будет потом с их организмами. Где гарантии, что это дерьмо не убьет их потом?
Лесков хотел было что—то ответить, но в этот момент острая боль обрушилась на него с такой силой, что Дмитрий невольно опустился на колени. Сейчас он забыл даже о том, что перед ним находится Фостер. Весь мир сузился до безумной ломки во всем теле, пожирающей его кости. Дима с трудом сдерживался, чтобы не закричать. На лбу выступила испарина, дыхание сделалось рваным и обжигающе сухим. В данную минуту он мог лишь корчиться в мучениях, не в силах даже думать о том, насколько это унизительно со стороны.
С минуту Фостер молча, едва ли не равнодушно, наблюдал за состоянием своего новоиспеченного «босса». Карие глаза холодно следили за тем, как Дмитрий опустился на колени, беспомощно скользнув рукой по стене в попытке за что—то удержаться. А затем и вовсе сжался на полу, прижимаясь щекой к прохладной поверхности. Сейчас он походил на наркомана, у которого начался очередной приступ, и, глядя на него, Эрик пытался найти в себе столь сладкое злорадство. В конце концов, именно этот русский сукин сын испортил ему всю жизнь.
Фостер прислушивался к себе, словно гурман, попробовавший долгожданное редкое блюдо. Однако к своему удивлению удовлетворения от увиденного не ощутил. Вместо этого он снял с плеча рюкзак и, достав оттуда одну ампулу, вложил ее в шприц.
Затем, присев подле Лескова на корточки, сделал ему инъекцию.
— Не вовремя получилось, не так ли… — произнес он, не сводя взгляда с бледного лица Дмитрия. — Ну как? Лучше?
С минуту Барон молчал, пытаясь набраться сил, после чего еле слышно произнес:
— Надеюсь… Вы… Умеете хранить тайны?
— Как мертвец, — ответил Эрик. — Но у меня есть одно крохотное условие. Я не рассказываю никому об увиденном, а вы позволяете мне не применять сыворотку на себе. Представьте, что может случиться, если все остальные полукровки узнают, что их ждет после великой победы над Австралией… Ваша армия разбежится раньше чем вы успеете сказать «нет».
С этими словами Фостер насмешливо протянул Дмитрию руку, словно желая помочь ему подняться.
Глава X
Было даже странно видеть их такими счастливыми… Их глаза сияли, улыбки не исчезали с губ, голоса звенели радостью. Люди смеялись, передавая друг другу одну из самых хороших новостей за всю войну, а он, Дмитрий, только и мог, что молча наблюдать за этим весельем. То, что прошлой ночью Москва впервые отразила атаку «процветающих» без потерь, еще не означало, что они выиграют войну. По—настоящему стоило радоваться лишь известию, что «эпинефрин класса А» добавил их группе еще девятерых драконов.
Сейчас, сидя за обеденным столом, Лесков задумчиво переводил взгляд с одного своего друга на другого. Есть особо не хотелось, поэтому он с нетерпением ждал вылазки на поверхность. Было решено, что именно сегодня они проверят действие «эпинефрина» на оставшихся полукровках, а так же еще немного потренируются летать. В тот раз, когда кайрамы впервые атаковали вражеские беспилотники, гордиться можно было чем угодно, но только не их последующим приземлением. Вместо того, чтобы спокойно опуститься на землю, кайрамы кубарем прокатились по асфальту, после чего, заметно смущенные, потащились обратно к метро.
То, что Жак, Кристоф и Ханс пережили свое первое «обращение» без проблем, можно было назвать невероятной удачей. Все трое по—прежнему чувствовали себя нормально, и об этом свидетельствовала их энергетика. В Петербурге оставались только четверо, чье перевоплощение еще вызывало вопросы.
В первую очередь, Альберт. Дмитрий отчетливо помнил, что произошло в тот роковой день, когда Вайнштейн применил «эпинефрин» впервые. Всего две ампулы вызвали у ученого побочный симптом, едва не убивший его. Теперь же врач утверждал, что изменил формулу сыворотки, основываясь на собственные ДНК и энергетику. И это звучало весьма неплохо. Вот только на практике у Альберта по—прежнему не было гарантий, что он останется в живых.
Еще одним полукровкой, который вызывал вопросы, была Вероника. Эта хрупкая молодая девушка казалась такой беззащитной в своих черных очках, что трудно было поверить, на что она способна на самом деле. Достаточно было взглянуть ей в глаза, чтобы в ту же секунду умереть. Правда, Вероника утверждала, будто ее способности не действуют по щелчку. Иногда она месяцами могла встречаться взглядом со своей жертвой, и ничего не происходило.
Теперь же оставалось выяснить, как на девушку подействует «эпинефрин». Это был чертовски опасный эксперимент, как для нее самой, так и для ее окружения. В случае, если сыворотка даст побочный эффект, внушить девушке ровное сердцебиение не получится — для этого требовался зрительный контакт, который, в случае с Вероникой, попросту убьет «шепчущего». Если же девушка обратится, никто
не мог знать, как ее новый облик повлияет на ее способности.
Дмитрий склонялся принять предложение Альберта и позволить Веронике обратиться в одиночестве, в закрытом помещении. Вайнштейн полагал, что «эпинефрин» поможет девушке взять ее силы под контроль, а результат можно было проверить, например, на лабораторных крысах. Если они не передохнут, находясь подле дракона, вывод был очевиден.
