— Единственное, что меня озадачило, это способность василиска убивать даже с помощью зеркала. Веронике необязательно видеть объект напрямую — главное, чтобы объект смотрел на нее сам.
— А что насчет экранов? — взгляд Лескова буквально впился в Альберта. — Может ли Вероника в данную минуту убить. ну, например, господина Ткаченко?
— Хочешь, чтобы я попробовала? — насмешливо спросила девушка, после чего нарочно коснулась своих очков. В этот момент Лесков с долей удовольствия заметил, как Григорий Петрович невольно отпрянул от экрана. Однако не выключил его.
— Мы, конечно, можем провести эксперимент на крысе, — задумчиво произнес Альберт. — Однако я слабо представляю, как это действует. Все—таки визуальный контакт и электронный — совершенно разные вещи.
С этими словами Вайнштейн внимательно посмотрел на Веронику. В его голове до сих пор яркой картинкой стояло воспоминание обращения этой девушки.
Чтобы узнать, как она выглядит в своем истинном обличье, ему достаточно было коснуться ее чешуи, почувствовать ее энергетику. И то, что он увидел, неприятно ужаснуло его.
Это был не дракон с огромными крыльями и мощными лапами — скорее змея с головой дракона, покрытая угольно—черной чешуей с серыми узорами. Ее голова была усеяна рогами разной длины, а глаза покрывали прозрачные чешуйки, которые у обычных змей назывались неподвижным веком. Таким образом василиск даже во сне оставался с открытыми глазами.
Но еще страшнее было чувствовать яд этого жуткого создания. Его энергетика буквально обжигала Альберту ладонь, отчего пришлось прервать прикосновение. Позже Вайнштейн и Вероника обсуждали результаты эксперимента, и девушка обронила фразу, отпечатавшуюся в сознании Альберта вспышкой боли.
— Забавно. Значит, я монстр не только внутри, но и снаружи, — с горечью
произнесла она. — Думала, что из меня получится хотя бы нормальный дракон.
— Вы — не монстр, Вероника, — прервал ее Альберт. — Во всяком случае, не больше чем я… Моя сыворотка убила уже троих полукровок. Руслана и еще двух московских. Московские нам нарочно не сказали, что у них были жертвы. Чтобы мы при любом раскладе проверили всех. Так что. Мы оба — убийцы поневоле.
— Но это ведь Лескоу спровоцировал Одноглазого. Вы, напротив, хотели проверить еще раз!
— Дмитрий всегда принимал те решения, на которые у остальных не хватало духу. Если война закончится победой, люди будут бросаться ему в ноги. Но если мы потерпим поражение, ему лучше погибнуть в бою. Мне безумно жаль, что вам придется пойти с нами. Война — это не место для женщин.
Вероника улыбнулась:
— Как и для мужчин. Война — это место для монстров. Нормальные люди должны заниматься созиданием, а не разрушением. А монстры, сидящие на тронах, гонят их на смерть. Война нужна только тем, кто зарабатывает на этом деньги или отнимает ресурсы. Я бы многое отдала, чтобы увидеть лица Совета Тринадцати.
Альберт мягко рассмеялся:
— Эти твари заслуживают подобную смерть. Однако теперь меня несколько настораживает ваше желание увидеть и мое лицо…
— И это желание никуда не делось. С каждой минутой, проведенной рядом с вами, я все сильнее ощущаю вашу красоту, — с этими словами Вероника осторожно коснулась лица Альберта и погладила его по щеке.
В ту же секунду Вайнштейн ощутил странное волнение. Обычно он спокойно вел себя в компании женщин, но с Вероникой он почему—то немного робел, а в момент ее прикосновения, сердце и вовсе забилось подозрительно часто. Взгляд Альберта остановился на губах девушки, и он не удержался, чтобы не прислушаться к ее энергетике. А затем, сам того от себя не ожидая, поцеловал ее.
Это воспоминание, так неожиданно возникшее прямо на совете, заставило Вайнштейна почувствовать себя неловко. Он пропустил момент, когда разговор переключился на другую тему, после чего Фостера неожиданно попросили выйти.
— Что это у вас за секретики? — насмешливо поинтересовался Эрик, однако, так и не получив ответа, поднялся с места и нарочито неспешно покинул зал. Сказать, что подобное отношение взбесило его — это ничего не сказать. Но он был готов к этому. Эти люди всегда воспринимали его не более, чем пушечное мясо. И даже Лесков, который вроде бы являлся его прямым «начальником», не торопился заступиться за своего подчиненного.
Вернувшись в свою комнату, Эрик попытался было занять себя чтением, но строчки скакали перед глазами, превращаясь в бессмысленное месиво. В итоге, отбросив книгу, Фостер нетерпеливо посмотрел на часы. До вечера оставалось еще долгие шесть часов, которые показались парню до безумия бесконечными. Так он чувствовал себя всегда, когда решалась его судьба.
Когда Эрик задремал, он уже был настолько морально измотан, что сон стал для него сродни лекарству. Стрелка часов лениво ткнулась в цифру двенадцать, и в этот момент Фостер снова очутился в зале, откуда его «любезно» выставили сразу же после того, как он предоставил всю известную ему информацию.
Но сейчас Эрик обнаружил себя не в кресле, а стоящим у двери. Рядом с ним, прижавшись спиной к стене, стоял Адэн. Было непривычно видеть его столь живым и здоровым.
«Если оправится, от баб не будет отбоя», — подумал Фостер с какой—то странной гордостью. А затем его взгляд скользнул по одному из экранов. Говорящий упомянул его фамилию.
«Ну—ну, послушаем», — усмехнулся Эрик и направился ближе. Однако его усмешка немедленно испарилась, когда Ткаченко произнес:
— Не в моих правилах разводить вокруг себя крыс, Лескоу. Если вы считаете, что у этого щенка есть какие—то моральные принципы, вы ошибаетесь. В угоду себе он подставит нас так же легко, как подставил своих бывших начальников. Колоть его «эпинефрином» и давать ему силу категорически нельзя.
«Я и не настаиваю», — с раздражением подумал Эрик.
— Позволить ему отправиться с нами на Золотой Континент тоже считаю нецелесообразным, — продолжал Ткаченко. — Нам от него толку никакого — машины его распознают, и на этом все кончится. Но никто не дает нам гарантий, что он не перережет глотку кому—то из нас. Угрозы вы уже слышали.
«Это была шутка, идиот ты параноидальный!» — разозлился Фостер.
— На данный момент предлагаю содержать его под арестом, а по возвращению — расстрелять. Наемному убийце и слуге «процветающих» не место среди нормальных людей. Он опасен, непредсказуем, жесток. Это не девятнадцатилетний парнишка с несчастной судьбой, это «Призрак». Один из самых безжалостных наемных убийц века. Ему скажут пристрелить в колыбели младенца, и он спустит курок.
«Вот сука!» — Эрик невольно бросил взгляд на Лескова. Он сам не ожидал, что будет искать защиты именно у него. В конце концов Барон должен быть в числе первых, кому на руку его смерть. Он, Эрик, слишком много знал, и было бы проще пустить пулю в лоб, чем продолжать терпеть шантаж касательно «эпинефрина». Тем более сейчас, когда сами московские предлагают его грохнуть.
