Лонгвей вышел на бой? Один? Не мог же он действительно быть всего лишь безвольной шестеркой «Совета Тринадцати»? Какой смысл ему подставляться и рисковать?
Затем мысли снова переметнулись к погибшим, и новая волна отчаяния прокатилась в груди какой—то глухой пустотой. Тогда Дмитрий попытался было подняться, но Эрик тут же надавил ему на плечо.
— Лежать! — прошипел он. — Я спасаю твою чешуйчатую задницу, поэтому делай то, что тебе сказано.
— Где эта тварь сейчас?
— Ну как тебе сказать, — Фостер нервно усмехнулся. — Общается с последними выжившими… Вот черт, не лезь туда, Барон! Им уже не поможешь! Только сам подохнешь!
Лонгвей действительно «общался». После того, как его телекинез без разбору убил всех оставшихся в живых полукровок — и своих, и чужих, азиат наконец обратил внимание на Миколу Шевченко. На единственного, кто кое—как сумел смягчить его удар. Зеленый дракон уже принял человеческий облик, и Лонгвей откровенно забавлялся, наблюдая за его жалкими попытками защититься.
— Как ребенок, — мягко произнес он, неспешно приближаясь к перепуганному парню. — И с такой «армией» вы собирались меня одолеть?
Губы Миколы предательски дрогнули, и он вытянул руки вперед, пытаясь удержать шаткий защитный барьер.
— На что же вы рассчитывали? — продолжал рассуждать Лонгвей. На его лице снова промелькнула легкая озадаченность. — Что я испугаюсь чистокровных и попытаюсь спрятаться? Что же. У вас почти получилось. Но вы не учли одного: я сам чистокровный, поэтому не по наслышке знаю, как ведут себя мои сородичи. Меня не обмануть. Вопрос в другом: как вы сумели обратиться? Вы ведь не чистокровные? Расскажете мне?
— Да пошел ты, ублюдок! — сквозь зубы процедил Шевченко. Его голос прозвучал испуганно, но парень поклялся себе, что ничего не расскажет про «эпинефрин». Лонгвей не мог считать его энергетику или внушить желание выдать ему тайну. Мог только пытать…Сейчас Миколу грела лишь надежда, что у остальных получилось. Теперь «процветающие» не скоро смогут атаковать их города. Их основные базы уничтожены, а, значит, у его друзей появился шанс.
— Разве я вам грубил? — с легким укором спросил Лонгвей. Он приблизился к барьеру почти вплотную, но в десяти сантиметрах от него все же остановился. Ладонь мужчины коснулась невидимой поверхности, словно желая погладить. А затем преграда лопнула, словно и не было никакого защитного телекинеза — всего лишь мыльный пузырь.
Микола вздрогнул и медленно попятился назад. При нем не было ничего — лишь бестолковая чешуя, которая уже начала постепенно сходить в области шеи.
«Была бы хотя бы одна граната.»
— Ну же, мистер Лескоу! — снова позвал Лонгвей. — Я же знаю, что вы живы. Неужели вы настолько трусливы, что не желаете показаться даже тогда, когда я отрываю вашим солдатам головы?
В тот же миг Микола дико закричал. Под взглядом Лонгвея кости в его левой руке стали превращаться в месиво.
— Нет, Барон, не ведись! — процедил сквозь зубы Эрик, снова пытаясь удержать Дмитрия на месте. — Он нарочно выманивает тебя! Чтобы убить!
— Так и так убьет, — еле слышно произнес Дмитрий. Он был бледен, как полотно. От боли перед глазами плясали красные пятна, но мысль о том, что за него погибают другие, заставила Лескова потянуться к рюкзаку Фостера. — Дай мне «эпинефрин».
— Нельзя колоть так быстро. Забыл, что говорил Вайнштейн о превышении дозы?
— Эрик.
— Что Эрик? Я уже девятнадцать лет Эрик! Говорю же, ты не обратишься!
— Сыворотка гасит боль. Мне не нужно общаться. Я… Я хочу поговорить с ним.
— Тебя что, так сильно приложили башкой об этот дом, что ты не понимаешь, — начал было Фостер, но, встретившись с Лесковым взглядом, послушно достал футляр со шприцом и ампулами.
После инъекции Барон выбрался из «грота» и медленно направился к азиату. У него остался только один шанс, и он обязан был им воспользоваться. Если не удается победить эту тварь, быть может, удастся уговорить.
— Лонгвей! — собственный голос показался чужим — столь хрипло и поломано он прозвучал. Однако азиат услышал. Он обернулся, и его губы внезапно тронула улыбка.
— Доброе утро, Дмитри, — ласково произнес он. — А мы вас заждались.
С этими словами Лонгвей небрежно отшвырнул от себя Миколу, словно ребенок отшвыривает надоевшую игрушку. От боли парень потерял сознание и теперь лежал на земле, напоминая сломанную куклу. Следы трещин хранила даже его чешуя, и от этого зрелища Дмитрию сделалось жутко.
Но вот он заметил, как улыбка с лица китайца исчезла, а взгляд сделался пронзительным, как игла. Лонгвей вдруг почувствовал, как по его коже бегут мурашки, а сердце забилось быстрее, подгоняемое чувством страха.
— А вы сильны, если можете даже через барьер., — обратился он к Дмитрию. —
Почему же не вышли раньше?
— Если вы ждали диалога, Лонгвей, то совет на будущее: встречайте собеседника рукопожатием, а не ударом, — отозвался Лесков.
Его голос звучал нарочито спокойно, однако медные вкрапления в глазах все же выдавали истинные эмоции. То, что он был в ужасе — это ничего не сказать. Теперь перед ним отчетливо раскинулась картина случившегося: Лонгвей убил Мицкевича и обезглавил Жака, а также оторвал головы своим собственным солдатам. Просто так, чтобы позабавиться. Неподалеку лежал Альберт: он уже принял свою истинную форму, но было непонятно, бьется ли его сердце.
Услышав «совет», азиат виновато улыбнулся:
— Не сочтите за грубость, Дмитри, но вы сами изволили напасть на мои земли. Убили множество невинных людей.
— Как и вы, Лонгвей. Не сочтите за дерзость, но у меня был хороший пример, как надо действовать. Вспомните, сколько невинных людей отравили вы?
— Это была милосердная смерть.
— Сколько было уничтожено вашими роботами? Монстрами, которых вы вывели в лаборатории?
— А это уже на вашей совести.
Насколько мне не изменяет память, Дмитри, именно я подписывал ваше разрешение на переселение в Сидней. Но вместо этого вы получаете от Киву лекарство, распространяете его и тем самым обрекаете людей на куда более страшные муки. Теперь, когда я приду в ваш город, я буду убивать собственноручно. Буду убивать стариков, женщин и детей. И это будет страшная смерть. А их кровь, Дмитри, будет на ваших руках.
Лонгвея несколько позабавило, что лицо Лескова не отразило никаких эмоций.
«Бранн хорошо тебя выдрессировал» — подумал он, а вслух продолжил:
— Именно вы так неосмотрительно дали им надежду на жизнь, в то время как они должны были спокойно «заснуть» еще несколько месяцев назад… Проект «Процветание» создал континент, о котором люди могли только мечтать. Здесь не было ни нищих, ни голодных, ни замерзающих. Здесь не было ни преступности, ни коррупции, ни зависти, ни всего остального. Этого. скотского, что так свойственно смертным. А вы, Дмитри, и ваша жалкая горстка недокайрамов запачкали наши земли. Снова поселили на них страх, отчаяние и безнадегу. И это в благодарность за то, что я поручился за вас перед Советом Тринадцати. За то, что протянул вам руку.
