Кто—то поговаривал, что как только Петербург немного уберут, первым делом надо воздвигнуть памятники героям: наряду с такими фамилиями, как Ермаков, Морозов, Зильберман, звучали и фамилии полукровок, в том числе и Лескова. Но особенно часто произносили имя четырнадцатилетнего мальчика, который пожертвовал собой, чтобы закончить эту страшную войну. Адэн стал своего рода символом бескорыстной отваги, и народ хотел, чтобы его помнили и потомки.
— Стас, что твоя говорит? Он поправится?
Этот вопрос Волошину задавали постоянно, и каждый раз он чувствовал себя отвратительно. Катя все больше времени проводила у постели своего «друга детства», вызывая в обществе разные сплетни. И слушать подобное было чертовски неприятно. Стас до последнего старался удержать эту девушку, но затем все же не выдержал и ушел жить в казармы. Однако любовь никуда не делась. Он скучал по ней, хотя и пытался делать вид, что происходящее его ничуть не задевает.
— Чего молчишь, Стас? Твоя же каждый день у «процветающего». Может, знает что?
— Какое мне дело до «процветающего»! — не выдержал Волошин. — Если так интересно, иди и спроси. Достали уже!
С этими словами мужчина резко оттолкнул от себя тарелку, после чего поднялся с места и покинул столовую. Он слышал, как солдаты начали переговариваться за его спиной, но сейчас ему было плевать. Он наконец решил поговорить с Катей начистоту.
Девушку он застал в ее комнате. Она только что вернулась с ночного дежурства в госпитале и собиралась ненадолго прилечь.
— Надо поговорить, — мрачно произнес он, пристально глядя на Белову. По его лицу Катя сразу поняла, о чем будет этот разговор. Не только Волошин был в курсе сплетен, она и сама устала делать вид, будто ничего не происходит. В каком—то смысле Стас опередил ее: Катя тоже желала поговорить с ним именно сегодня, но только после отдыха.
— Присядь, я сделаю тебе кофе, — предложила девушка, стараясь выглядеть как можно более спокойно. Однако ее сердцебиение предательски участилось.
— Я пришел сюда не за кофе, — резко ответил Стас.
— Хорошо, я слушаю…
В тот же миг губы Волошина искривила горькая усмешка.
— Это я слушаю. — произнес он. — Слушаю постоянно сплетни о том, как моя женщина изменяет мне с «процветающим». Ты постоянно сидишь в его комнате. А ведь ты ему — никто! Не жена! Не родственница!
— Я его друг, — ровным тоном ответила девушка.
— Друг? Теперь это так называется, да?
Катя устало вздохнула.
— Стас, он болен, — как можно мягче произнесла она.
— Вокруг него предостаточно тех, кто может о нем позаботиться.
— Заметь, ты говоришь о человеке, который принес нам антидот. Мы до сих пор живы только благодаря ему!
— Благодаря ему мы и отравились, — разозлился Волошин. — Я думал, что, переехав в казармы, дам тебе время подумать. Решил, что ты запуталась, а сейчас понимаю, каким был идиотом! У вас ведь это давно началось, да? Еще до войны?
— Что ты такое говоришь?
— А я все ломал голову, как это безымянная художница вдруг за один день превратилась в светскую львицу. Все разом захотели с тобой знаться, стали повсюду приглашать. А на самом деле тебя просто заприметил мужик с личным «феррари» и хорошими связями.
— Не хами, — в голосе девушки послышались ледяные нотки. Катя понимала, что Стас обижен, но не ожидала, что он будет бить по самому больному. Ведь именно из—за той злополучной выставки она и бросила рисовать. Желая помочь, Лесков невольно заставил ее почувствовать, будто без его имени она ничего не может.
В ответ Стас лишь усмехнулся:
— Я до последнего не хотел верить, что моя девушка продалась какому—то богатому ублюдку. Я даже унизился до того, что решил почитать о нем в интернете. Лучше бы я этого не делал! Моего Котёнка привлек какой—то гламурный мажор, бабник и тусовщик с Рублевки. А ведь я знал тебя совершенно другой. Ты презирала таких, высмеивала.
— Всё не так, Стас! — начала было Катя, но мужчина тут же оборвал ее.
— Помолчи! Всё это время слушал я, а теперь послушаешь ты! Надо ведь рассказать историю становления «великой художницы». Ты повелась на его деньги, стала ездить на банкеты, вечеринки, обзавелась новыми друзьями. Я смотрел на тебя со страниц журналов и не узнавал. Действительно ли это та девушка, которую я полюбил и привел в свой дом? Но знаешь что, дорогая, одного я всё же никак не пойму: почему ты не ушла к нему? Или это он не захотел тебя? Сомневаюсь, что он звал тебя замуж, когда вокруг него вилось столько красоток. Ты всего лишь пополнила его коллекцию.
Катя молчала, однако взгляд ее сделался холодным. Теперь она смотрела на Стаса с нескрываемым разочарованием: он всегда казался ей таким чутким и заботливым. Неужели ревность настолько отравила его, что он опустился до подобных оскорблений?
— Если ты видишь меня такой, то я больше не стану тебя переубеждать, — ледяным тоном произнесла она. — Вот только с «коллекцией» ты несколько погорячился. В конце концов, ты сам себе противоречишь. Ведь Дима принес антидот именно мне.
Стас криво усмехнулся:
— Еще и издеваешься надо мной?
— Нет. Лишь показываю, насколько нелепы твои обвинения. Мы росли вместе, и если ты этого не понимаешь.
— Я просто хочу знать, почему ты выбрала меня? Из жалости, да? Ты не смогла перешагнуть через свою чертову порядочность и уйти к богачу, как это сделала бы любая другая? Осталась со мной из—за чувства благодарности? Мол, бедный Стасик, он подобрал меня, обогрел, поселил в своей квартирке.
— Я уважала тебя, Стас, — ответила девушка. — Ты прав: уйти к богатому однокласснику было гораздо проще. Но на тот момент у меня еще были к тебе чувства. Диму я любила в детстве, и когда он снова появился в моей жизни, я запуталась. Старые воспоминания вернулись… Но это не значит, что я бросилась к нему в постель. Между нами ничего не было.
— Тогда, может, и не было. А здесь, в подземельях…
— А здесь и подавно! — в голосе Кати послышалась сталь. — Ты видишь только то, что хочешь видеть. Шла война, мы в любой момент могли погибнуть, а ты только и делал, что обвинял меня в измене. Мы ушли на другую станцию, но и там ревность не давала тебе покоя. Ты предпочитал верить сплетням.
— Потому что ты ушла со мной из жалости! — в отчаянии воскликнул Стас. — Потому что я потерял родителей! Вот и всё. И у нас не было никаких отношений. Ты всегда любила только его!
— Неправда.
— Правда! Даже если ты сама это отрицаешь. Ты никогда не смотрела на меня так, как смотришь на него.
Катя опустила глаза.
— Прости, — тихо произнесла она. — Я действительно люблю его. И если вначале я не понимала, что чувствую, думала, что всему виной школьные воспоминания, то теперь. Прости, что причинила тебе боль.
