Пьер живет бедно, но свободно и все свое имущество носит за плечами. Он ночует то у родственников, то у хозяина, то у друга. Одну зиму Пьер и Жан проводят в Кастелдансе, в доме нотариуса Беранже де Сагриа, кума Жана, другую — на пастбищах Тортосы с восемью другими пастухами.
Они независимы, но не одиноки. Пьер хоть и холост, но живет внутри сообщества. Он спускается с гор в деревню, чтобы заработать денег или купить необходимое, и приносит обратно вещи, которые ему заказывают купить. Во время праздников или крестин он обзаводится кумовьями и крестными детьми и навещает их потом время от времени. На праздниках он тратит все, что заработал. Но можно ли его в этом упрекнуть? «Тем, кто меня упрекает, я отвечу, что могу тратить по своей воле то, что сам заработал, и я всегда буду помогать другим, ибо так приобретаются друзья». Друзья не отвечают тем же, но ему это безразлично.
Да и безбрачие его относительно. У него есть любовницы, к которым он ходит, или же они сами поднимаются к нему в хижину. Он знакомится с девушками в тавернах и на выгонах. Он даже упоминает о браке с верующей катаркой Раймондой, однако это тайный брак, не освященный в церкви. Этот брак, едва он был заключен и скреплен плотской связью, не встретил одобрения у друга Пьера, катара Гийома Белибаста. «Он велел нам более не видеться и освободил от брачных обязательств». Это воспоминание не окрашено никаким сожалением, вообще никаким чувством. Следует сказать, что внутри секты Пьер был связан обещанием жениться. «Добрые христиане» поначалу вызвали в нем симпатию, потом он отдалился от них. Тогда один из «добрых христиан», думая, что Пьер «возвращается к глупостям» и хочет жениться, попытался вернуть его, предложив жениться на какой-либо «добромыслящей» девушке, то есть принадлежащей к их секте. Невесте, предназначенной ему, 6 лет (!), однако она достаточно богата, чтобы, женившись на ней, Пьер мог больше не работать. В дальнейшем, однако, вопрос о браке не возникнет, тем более что Пьер Мори стал пасти овец своего тестя Раймона Пейра. К слову сказать, Раймон Пейр с приходом инквизиции раскаялся в ереси и выгнал Пьера Мори из дому!
Он легко заводил друзей и однажды поплатился за свое легкомыслие: его друг Арно Сикр оказался доносчиком, и Пьер предстал перед судом инквизиции, от которого всю жизнь пытался убежать. Приговор, вынесенный 12 августа 1324 года, был жестоким: «заточить и держать на хлебе и воде».
[171]
Мы редко можем восстановить с такой точностью обстоятельства жизни простого человека, который не совершил ничего, что позволило бы ему оставить свое имя в истории. Нечасто также мы сталкиваемся с судьбой, где чередуются периоды безбрачия, жизни в сообществе, брака и более или менее постоянных связей. Безбрачие для Пьера Мори и его товарищей не отмечено печатью позора. Мораль катаров достаточно гибка для верующих, если человек еще не достиг «утешения», которое превращает его в «доброго человека». Катары не одобряют ни брака, ни воспроизводства, а сожительство и распутство в их глазах ничуть не более постыдны, чем торжественно скрепленный союз. Однако безбрачие не является обязательным для катаров, наоборот: те два брака, что упоминаются в истории Пьера Мори, заключены внутри «секты», одним из них даже попытались вернуть пастуха обратно. Безбрачие не презирается, но не является образцом для подражания. Только бедность мешает Пьеру Мори жениться. Это традиционное препятствие, на него ссылался еще Эпаминонд. Средневековые проповедники, осуждающие распутников, слышат из их уст слова, подобные тем, что говорит Джон Бромьярд: «Я бы женился, если бы у меня был дом, куда можно поселить жену и детей».
[172]
Бывают разные степени бедности; превратности судьбы Пьера Мори — тому свидетельство. Те, кто находится внизу социальной лестницы, от Диогена до Ма Помма, маргиналы, бродяги, разносчики, нищие, как правило, холостые. Последние кочевники в мире, предназначенном для оседлых, где все стремятся утвердиться на своем месте, они не могут найти себя в нем. Мы не будем писать здесь историю бродяжничества, но упомянем о трех бродягах, вынужденных жить холостяками; их истории дошли до нас благодаря судебным архивам.
В 1389 году некий Жан ле Брен, родившийся в Арфлере, арестован за воровство в церкви Святого Креста де ла Бретонри в Париже. Сам он внебрачный ребенок, родившийся от наваррца, осевшего в Шербуре, и женщины из Котантена, «странствующей с ним». Рождение вне брака — плохое начало жизни. Однако незаконнорожденный — это все-таки не брошенный ребенок. Отец привез мальчика в Арфлер и отдал в учение к кузнецу. К 1381 году Жан занимается ремеслом в Руане, живет в доме неподалеку от кузницы. Он мог бы вести достойную жизнь ремесленника в большом городе, неплохо зарабатывать и жениться.
Но его сбил с толку некий оружейник, такой же, как он, внебрачный сын, если судить по его прозвищу — Жаке Бастард. Зачем по крохам копить деньги в кузнице, если можно заполучить богатство на войне? Двое молодых людей отправились за богатством в Лимузен, где нанялись в английскую армию. За 6 лет Жан перебрал множество занятий: был помощником скорняка, солдатом, жил мелкими грабежами и получал выкуп за французских рыцарей, которых помогал брать в плен. Вскоре он решил, что зарабатывает недостаточно, продал коня и отправился в Париж. В Париже он жил без каких-либо занятий, пока «не истратил всех имевшихся у него денег как на игру в кости, так и на таверны и развратных девок». Он даже обещал жениться на одной проститутке, но осмотрительно не уточнил, когда состоится свадьба.
Жан вел жизнь разбойника, то один, то вместе с другими лихими молодцами, то в организованных бандах. В конце концов его арестовали за кражу полушубка из кролика. Служба наемником у англичан оказалась преступлением гораздо более серьезным, чем все его грабежи и убийства. Его осудили за измену, отсекли ему голову, а потом повесили в мешке во славу королевского правосудия.
[173]
Профессии холостяков: ученая братия
В 1461 году Франсуа де Монкорбье, взявшему фамилию своего опекуна Вийона, было 30 лет, и он написал «Завещание». Два года спустя он исчезнет из всех исторических документов, пройдя перед этим через два смертных приговора и помилования и через изгнание из Парижа. Наследник клириков без состояния, пытавшихся выжить, сочиняя стишки для богатых сеньоров за кров и еду, он — один из тех студентов, которые не могли продолжать учиться, захваченные разгульной жизнью «в тавернах и по девкам».
Он называет себя «школяром» (студентом) и в одном из своих лэ (лэ XXVII) упоминает о степени, полученной в университете. Действительно, он получил степень бакалавра, лиценциата, а потом и магистра искусств в Парижском университете (1452), и те скудные упоминания, которые остались о нем в документах, рисуют нам жизнь безработного грамотея в Латинском квартале Парижа. Он живет в комнате, где от холода замерзают чернила в чернильнице (лэ XXXIX) и где слышен колокол Сорбонны (лэ XXXV). В той же среде совершены все его преступления: ограбление Наваррского коллежа (1456), убийство священника в монастыре Святого Бенедикта (1455), драка с папским нотариусом.
