Застенчивый человек, закоренелый холостяк, Фредерик остался в тени Кристофа, который стал известен потомкам как г-н Оберкампф — богатый, женатый, знаменитый промышленник, которому Людовик XVI пожаловал дворянство, а Наполеон дал орден. Его именем названы улица и станция метро в Париже.
Пример Фредерика Оберкампфа в истории французской промышленности не единственный. В холостяках остались также его современники Жан-Батист Декрето (1743–1817), директор семейной суконной мануфактуры, которую он продал в 1710 году, Франсуа-Жозеф Жари (1739–1805), управляющий рудниками в Нор-сюр-Эрдр.
Распутство или скромность, эгоизм или любовь к светской жизни, урбанизация и распространение таких характерных для холостяков профессий, как клирик, слуга, матрос, солдат… В XVIII веке казалось, что холостяков развелось так много, что французская демография под угрозой. Стало ли безбрачие модой? Свидетельствовало ли оно о том, что институт брака изжил себя? Во всяком случае, об этом тогда говорили повсюду. Шамфор подвел итог различным мнениям о браке и безбрачии, высказанным в XVIII веке, и сформулировал это так: «И брак, и безбрачие создают множество неудобств; надо выбирать те неудобства, с которыми проще примириться».
[270]
Насколько обоснованным было беспокойство о распространение безбрачия? Мы можем опираться лишь на сведения о жизни высших классов, так как они более или менее подкреплены документами. В разных странах Европы и в разных областях этих стран ситуация в конце XVII — начале XVIII века неоднородная, но можно отметить, что все продолжающееся повышение возраста вступления в брак ведет к увеличению числа временных холостяков. В городах увеличивается и число окончательных холостяков, в частности за счет малоимущих дворян: не имея возможности содержать семью на уровне, достойном их ранга, они предпочитают оставаться холостыми и ищут развлечений, компенсируя отсутствие супружеских радостей.
[271]
Однако следует учесть и существенные изменения в экономике, произошедшие в XVII–XVIII веках. В частности, изменился способ приобретения состояния. Доход с наследственных поместий — основа состояния аристократии — стал менее значимым, чем доход от непосредственной коммерческой деятельности. Если наследственное состояние передается от отца к сыну или приобретается путем женитьбы, то богатство, приобретенное в процессе коммерческой деятельности, есть результат работы личности. Вспомним Оберкампфов: старший женился в 36 лет, когда его дело упрочилось, а младший остался холостяком. Однако могло быть и наоборот, если бы Фредерик женился сразу на той девушке, что перехватил у него Кристоф. Так или иначе, молодые годы братьев были посвящены тому, чтобы обустроить свое дело, сколотить состояние, и лишь потом они стали думать о собственном жизненном обустройстве. Эта схема постепенно становится самой распространенной: годы наивысшей активности в начале взрослой жизни посвящаются делу и социальному самоутверждению. Те, кто преуспел, начинают поиски жены и, как правило, преуспевают и в этом. Те, кто не смог ни разбогатеть, ни утвердиться в обществе, стареют в одиночестве.
Таким образом, в XVII–XVIII веках женятся поздно. Исключение составляют, пожалуй, только дети герцогов и пэров, которых отцы спешат женить до того, как они влюбятся каким-либо неподходящим образом. В литературе также частенько встречаются поздние браки. Волишон, отец из «Буржуазного романа» Фюретьера, женился в 40 лет. Персонажи Мольера Арист и Сганарель собираются жениться соответственно в 40 и 60 лет («Школа мужей»), Сганарель — персонаж комедии «Брак поневоле» — женится в 52.
Насколько общий характер носят эти примеры? Луи Анри считает, что представления о большом количестве холостяков в XVII–XVIII веках преувеличены, так как основаны лишь на сведениях о положении дел в высших классах и в городе, тогда как в деревне численность окончательных холостяков все же остается очень низкой.
Однако Людовик XIV, вернее его министр Кольбер, забил тревогу. В ноябре 1666 года вышел указ о многодетных семьях. До этого времени матримониальная политика не стояла в центре внимания властей, и реакция на проект Кольбера оказалась очень бурной.
Весь 1666 год Кольбер проводил консультации с интендантами различных провинций, чтобы выяснить, каковы налоговые возможности каждой из них. Его внимание привлек опыт Бургундии, где семьи, имеющие 10–12 детей, получали значительные налоговые послабления. Кроме того, Кольбер увидел, что положение холостяков не одинаково в разных провинциях. Налог, которым облагались простолюдины и их имущество, распространялся крайне неравномерно. В Лангедоке налог платили все без исключения — и семейные, и холостые. В Нормандии налог платили только мужчины третьего сословия, а женщины до замужества от него освобождались. В Париже налог платили только женатые, но не холостяки. Такое положение дел встревожило Кольбера, так как налог мыслился как эгалитарный, во всяком случае для третьего сословия.
Эдикт 1666 года призван был унифицировать распределение налога и переложить большую часть его бремени на плечи холостяков. По первоначальному проекту предполагалось не только освободить от налога отцов многодетных семей, но и обложить дополнительно холостяков старше 20 лет. Молодые люди, женившиеся до 20 лет, освобождались от налога до достижения 25 лет вне зависимости от того, сколько у них рождалось детей, а те, кто женился в 20 лет, освобождались от налога до 24 лет. Очевидно, что речь шла не столько о поощрении рождаемости, сколько о поощрении брака. Добавим, что отцы 10 детей, оставшихся в живых и не ушедших в монастырь, освобождались от всех видов податей и назначения в дозор и охрану. Эдикт протягивал руку третьему сословию, а не безбрачному духовенству. Жены дворян, воспитавшие 10–12 детей, должны были получать пенсию в 1000 или 2000 ливров.
[272] Таким образом, в проекте, поощрявшем брак и многодетные семьи, никто не был забыт. Заметим, что освобождение от налога не только давало материальную выгоду, но и становилось своего рода отличием. Налогом облагалось только третье сословие, его не платили ни дворянство, ни духовенство, поэтому освобождение от него рассматривалось как привилегия.
Итак, проект был составлен и разослан по провинциям. Встретили его сдержанно, что говорило о том, насколько велика в обществе роль холостяков. Интендант Кана, например, выражал опасение, как бы ранние браки не отвратили юношей от службы в армии и флоте, «ибо и то и другое дело сопряжено с разгульной жизнью, приличной холостякам, но не женатым людям». Его беспокоит также, не стоит ли за проектом «презрение к священникам, монахам и монахиням». Интендант Алансона, наоборот, предлагает облагать налогом не только неженатых мужчин, но и незамужних девушек старше 20 лет, если они имеют свое дело. Интендант Клермон-Феррана беспокоится, что освобождение от налога побудит молодых людей поспешно жениться, что увеличит число бедняков и отвратит мужчин от службы в королевской армии. Проект представляется ему совершенно бессмысленным для перенаселенных провинций, где отцы почти не огорчаются, потеряв кого-либо из детей. Важность борьбы с безбрачием осознавали далеко не все, поскольку солдаты и моряки как раз и набирались из молодых людей, не обремененных семьей. И наоборот, тот, кто женился рано, мог впасть в нищету.
