Так же обстоит дело и в средневековом романе. Персеваль, Гавейн, Ланселот, Тристан — все они холостяки и путешествуют из края в край или от женщины к женщине, покуда женатые персонажи: король Артур или король Марк — ждут, что герои вернутся и расскажут о том, какие чудеса творятся в мире, или же вернут похищенную жену. Приключения — удел одиноких, а короли — домоседы. Однако каждый мечтает о том, что однажды отложит оружие и сам будет править на своем клочке земли, женившись на богатой наследнице. Ивейн и Эрек женились, и на этом их приключения закончились.
«Одиссея» говорила о страннике, мечтающем как можно скорее вернуться на родную Итаку, а вот средневековых героев приключения пьянят. Они не проходят испытания, они вечно стремятся что-то найти. Эрек слышит в свой адрес упреки: он слишком рано вкусил сладостей супружества. И вот он снова пускается в дорогу, подобно холостяку. Он не говорит ни слова жене, которая следует за ним немой тенью: ей полагается стать свидетельницей его подвигов. А самое захватывающее, самое безумное, самое символичное из путешествий — поиски Грааля — доверено лишь тем, кто отказался от женщин: кающемуся Ланселоту, целомудренному Борсу, девственникам Персевалю и Галахаду.
В наше сознание крепко впечатано представление о том, что герой не может пуститься на поиски приключений, если дома у него остается молодая супруга. Брак завершает сказку, и часто всего лишь одной строчкой: они жили долго и счастливо, и у них родилось много детей. Для сказки этого достаточно. Брак становится вознаграждением героя и в сказках, восходящих к сюжетам об инициации, и в бретонских романах. Без обещания награды сказка не существует, но она не могла бы существовать и в том случае, если бы цель была достигнута сразу. Даже в пародиях на рыцарские романы безбрачие героя — основное условие. Дон Кихот считает себя рыцарем, потому что у него нет жены. Но в его возрасте ему следовало бы уже жениться. Безумие Дон Кихота — это причуда старого холостяка.
Каждый может пересмотреть историю мировой литературы с этой точки зрения. Мы ограничимся несколькими вехами в развитии приключенческого романа, подобного тому, что создал в XIX веке Жюль Верн. Достаточно обратиться к воспоминаниям детства. «Путешествие к центру земли» совершают холостяки: профессор Лиденброк, дядя повествователя, и сам повествователь, 17 лет (он возвращается из путешествия женатым). Кругосветное путешествие за 80 дней — вызов, брошенный человеком, у которого нет ни жены, ни детей, «что может приключиться с самыми честными людьми». Можно даже рассматривать путешествие как награду за безбрачие, а в награду за путешествие холостяк получает жену.
Цзинь Фо («Злоключения китайца в Китае») — богатый человек; он скучает, потому что не знает цены жизни. Он собирается жениться на прекрасной Лэ У и устраивает накануне свадьбы мальчишник. И тут осознает, что женитьба вряд ли сделает его счастливым. «Скучать одному — это плохо. Скучать вдвоем — еще хуже!» — говорит ему друг-философ. Только после «злоключений», угроз разорения и смерти он оказывается достойным Лэ У. Зачем нужны 500 страниц, ведущие к свадьбе, которая была заявлена в самом начале? Они оттеняют счастье смертельной опасностью и придают ему рельефность настоящей жизни. Жюль Верн настаивает на том, что брак без приключений ведет к пустому существованию. Холостая жизнь сама принимает вид инициации. Холостяк должен многое познать, начиная с самого простого — смерти (через угрозу остаться без наследников) и кончая познанием самого себя и другого (через одиночество). Когда безбрачие полноценно прожито, наградой за него становится брак, но не как закон, которому следует подчиниться, а как открытие другого в уважении к собственному существованию, как выбор жизни, осознание ее превосходства над смертью. В стыдливом веке романист не затрагивает вопросы пола, но очевидно, что Цзинь Фо и Лэ У будут счастливы и родят много детей.
Брак становится единственной наградой за кругосветное путешествие в 80 дней. «Что он получил, совершив это путешествие? Ничего, — скажете вы. Ничего, если не считать очаровательной женщины, которая, пусть это и покажется неправдоподобным, сделала его счастливейшим из мужчин». Ну а Мишель Строгофф видит в общих испытаниях залог счастливого брака: «Я не верю, что Бог познакомил нас и провел через такие суровые испытания не за тем, чтобы мы соединились навеки».
Приключение становится инициацией, потому что позволяет мужчине преодолеть рутинное и узкое понимание брака, в отличие от приключения средневекового, которое (как, например, поиски Грааля) исключают идею брака. В испытаниях познается характер, особенно если приходится спасать жизнь друга. Мадам Бовари не знала об этом правиле приключенческого романа, она была обречена на адюльтер как на единственную возможность пережить наяву девичьи грезы, несмотря на предначертанный брак. Речь идет здесь о женщине в мире мужчин: ее приключения неизбежно кончаются привычным занятием — она обречена ткать и распускать полотно Пенелопы.
Проблема состоит в том, что чем шире раскрывается мир в приключении, тем более герой увлекается самим приключением. Мода на роман с продолжением мешает закончить приключения. В цепи событий герои забывают жениться. Рассказ о приключении ради самого приключения не нуждается в традиционной награде. Герой-холостяк становится «бедным одиноким ковбоем», не имеющим пристанища. Можно ли вообразить жену у Люки-Счастливчика?
Это хорошо поняла маленькая Жанна д’Арк из пьесы Ануя «Жаворонок»: «Вы представляете себе Жанну д’Арк нарумяненной и в чепце, в неудобном пышном платье? Неужели она сможет думать о своей собачке или о поклонниках и даже, кто знает, выйти замуж?» Все героини Ануя таковы. Антигона не хочет выйти замуж за «месье Гемона», Евридика не может выскользнуть из ада, чтобы выйти замуж за Орфея, Ясон бросает Медею для того, чтобы жениться, а Жанетта отказывается даже от того, чтобы ее Ромео стал влюбленным и преданным мужем: «Неужели вы думаете, что мне захочется увидеть, как вы станете покорным мужем-подкаблучником и будете переживать из-за моих капризов, и все мои гадкие недостатки станут мяукать, как кошки?» В романтической традиции героини, как, например, Аксель из романа Вилье де Лиль-Адама, предпочитают умереть, а не видеть, как обыденность разрушает любовь. Непримиримые героини как бы возвращаются к трагической разновидности средневекового идеализма: они отказываются от брака и от жизни. Правда, в отличие от средневековых повествований, конец приключений приводит героинь не к постижению высшего смысла жизни, а к отчаянию и смерти.
Вилье де Лиль-Адам и Ануй отказываются видеть в браке награду за приключение, а следовательно, приключение может завершиться только смертью. Достичь цели значит отказаться от поиска. Опасности, подстерегавшие Улисса, отдаляли обретение счастья; для героев Жюля Верна они стали залогом обретения счастья, а для героев Ануя — самим счастьем. Смерть больше не предстает местью богов или неудачей, сопутствующей приключению, — она становится выбором человека, который не хочет, чтобы приключения заканчивались.
В современной литературе приключения прекратились, и в этом состоит ее драма, ибо с приключениями кончается молодость. Приключение не идет на уступки. Напрасно авторы пытаются низвести героев до уровня обычных людей: антигерои копируют героев. Безбрачие — обязательное условие приключения. Но, к сожалению, недостаточное — вот в чем драма антигероев. В романе Блондена «Дух бродяжничества» Бенуа, от имени которого ведется повествование, бросает жену и детей — рядом с ними он чувствует себя как в тюрьме. От «обширных изменений в мире» у него появился «зуд воображения». С детства он «поклонялся Парижу» и теперь садится в первый же поезд и едет в столицу. Он проводит в Париже лишь неделю, живет в отеле, ест в гостиничном номере икру, но по-прежнему чувствует себя крестьянином, вырвавшимся в столицу. Приключение оказывается для него невозможным. «Земля, которую мы покидаем, все время напоминает о себе». Ирония состоит в том, что он возвращается к жене лишь для того, чтобы поучаствовать в ее убийстве. Но ему даже не удается воспользоваться преимуществами вдовства. «Однажды все мы сядем в уходящие поезда», — мечтает он.
