Кроме того, холостяку присуще определенное пренебрежение правилами поведения в обществе, ведь он знает, что на него все равно смотрят косо. В романе Марселя Пруста «Под сенью девушек в цвету» маркиз де Норпуа, посол в Вене, говорит, что, когда был холостяком, мог приглашать в посольство кого угодно, но не мог бы открывать двери всем, если бы женился и стал отцом семейства.
Заметим, что устремленность холостяка, не связанного женой и детьми, в открытый мир — это старая тема. Еще Цезарь пытался бороться с холостяками, запрещая им уезжать из Италии более чем на три года. Он смотрел в корень. Большинство путешественников давних времен были холостяками: средневековые клирики, солдаты, моряки. Может быть, распространение холостой жизни в наше время связано с тем, что развитие транспорта породило в молодых людях желание познавать мир? Используя слова Эвелин Дусе, можно назвать холостяка «искателем приключений новых времен».
Разве не стал самой характерной чертой новых времен, отличающей их от прошлого, переход от замкнутого мира с жесткими устоями к миру открытому и свободному? Некогда в обществе со строгой классовой структурой невозможно было перейти из своего сословия в другое, брак был нерасторжим, а монашеские обеты приносились раз и навсегда. Сегодня нормой общества стала скорее изменчивость, причем как в профессии (редко кто в наши дни не испробовал хотя бы два занятия), так и в личной жизни (развод дает передышку). Холостячество также приобрело новые формы, и они во многом объясняются переменами в обществе. В XVII–XVIII веках существенная доля холостяков приходилась на тех, кто жил в длительном безбрачии (мужчины до тридцати и старше), а пожизненное безбрачие встречалось реже, и чаще всего это было вдовство. В XIX веке с 1851 года и в XX веке с 1972 года длительное безбрачие стало понемногу «размываться». С одной стороны, средний возраст вступления в брак понизился до 22–24 лет, но в те же годы увеличилось и количество пожизненных холостяков. В конце XX века длительное безбрачие снова стало самой распространенной формой холостячества. Похоже, нормой стало чередование жизни в паре и холостой жизни. Кроме того, популярной стала жизнь в паре вне брака (с относительно постоянным партнером, с совместным или раздельным проживанием). Количество окончательных холостяков среди мужчин возрастает и в то же время уменьшается количество окончательно незамужних женщин. Абсолютное безбрачие — то есть жизнь, проведенная от начала и до конца в одиночестве, — стала редким исключением.
Безбрачие и общество
Изменения в представлениях о холостяках во многом объясняются тем, какие слои населения затрагивает безбрачие. В XVIII веке моралисты осуждали богатых эгоистов, которые предпочитают быть свободными от семейных обязательств и промотать состояние, а не сохранить его и передать по наследству. В XIX веке общество сочувствовало холостякам-неудачникам, тем, кто не сумел приспособиться к новым экономическим условиям: городским рабочим и слугам, обедневшим крестьянам, девушкам без приданого. Сочувствие вызывали незамужние работающие девушки (служащие, продавщицы, учительницы). Вынужденное безбрачие бедняков не вызывало презрения, в отличие от холостой жизни денди — потомков распутников предшествующей эпохи. Окончательное безбрачие среди женщин достигло в это время рекордных цифр (12,3 % в 1851 году). Отношение к «старым девам» было снисходительным, в то время как «старый холостяк» вызывал презрение.
К концу XX века незамужних женщин по-прежнему много, но это не вынужденное, а добровольное безбрачие, и связано оно в первую очередь с тем, что женщины получили доступ к престижным профессиям. Вплоть до настоящего времени женское безбрачие часто зависело от квалификации женщины. Как бы ни осуждали моралисты тех, кто предпочел образование и специальность материнству, современные незамужние женщины пользуются в обществе уважением, так как сумели добиться высокого социального статуса, опираясь только на свои способности.
Если в формировании и развитии моделей безбрачия XVII–XVIII веков основную роль играли холостяки-мужчины, то два века спустя о своих правах заявили и женщины; именно они сумели создать образ достойной и уважаемой жизни вне брака. Восстановление права на развод (1884), борьба женщин за свои права, участие женщин в общественной и профессиональной жизни, а также уважение, которое вызывали солдатские вдовы, существенно изменили отношение общества к холостякам. В больших городах все чаще строится жилье, отвечающее потребностям холостяков. «Старая дева» и вдова больше не представляют обузу для семьи, чаще всего они выбирают независимый образ жизни. Парадоксально, но, с одной стороны, доля окончательного безбрачия среди женщин постоянно уменьшается, а с другой, именно незамужние женщины сумели изменить общее отношение к холостякам.
Новый образ жизни
Холостая жизнь стала добровольной, это объясняется новыми представлениями о времени, новой культурой, теми изменениями, которые произошли с супружеской парой. Традиционный брак предполагал длительность и обеспечивал преемственность между поколениями. Союз между мужчиной и женщиной должен был быть нерасторжимым, как нерасторжима цепь поколений. Холостяк же оказывался как бы вне времени. Франц Кафка писал в 1910 году: «У холостяка ничего нет в будущем, он ничего не оставил в прошлом. Когда речь идет о миге — это не имеет значение; так вот у холостяка есть только миг». Для холостяка время — это череда мгновений, бесконечный перечень, как список женщин Дон Жуана. Не случайно образ «старого холостяка» часто связан с образом коллекционера.
У кочевых народов, таких, например, как древние евреи, безбрачие было запрещено. Время, как и пространство, текуче. Когда цивилизация становится оседлой, брак выступает в качестве организующей силы. В разных мифологических представлениях бог-отец является и основателем института брака. В Индии эту функцию выполняет мудрец Шветакету, в Египте — первый фараон Менес. В Греции это первый царь Афин Кекропс. Ромул, первый царь Рима, легализовал простейшую форму брака по римскому праву — похищение (миф о похищении сабинянок). Наконец, Яхве из Книги Бытия справляет на небесах первые свадьбы, и это отражается в христианской концепции брака.
Однако очень быстро появляется другая проблема — передачи власти. В Библии переход от Моисея к Оссии и даже переход власти в целом в эпоху судей не имеют династической основы. Но с появлением первого Царства восторжествовал наследственный принцип, несмотря на все превратности, о которых свидетельствует история Давида и Соломона. В греческой мифологии та же проблема встает начиная со второго поколения богов: дети Урана и Геи, ввергнутые в Тартар, а затем дети Сатурна (Хроноса), проглоченные собственным отцом, — эти сюжеты говорят о боязни патриархов потерять власть. Переход власти рассматривается только как насилие; ее следует отвоевать и вырвать у законного властителя. Для следующего поколения выходом становится безбрачие: большинство детей Зевса не женятся, и он остается верховным владыкой Олимпа навеки, а вечность мыслится как застывшее мгновение. Что же касается проблемы дробления власти — она разрешается за счет многообразия форм супружеских союзов, благодаря которым дети не имеют равных прав наследования.
Сходная концепция времени лежит и в христианском сознании. Время в мире движется только за счет брака, но перед лицом вечности предпочтительнее безбрачие. «Чада века сего женятся и выходят замуж; а сподобившиеся достигнуть того века и воскресения из мертвых ни женятся, ни замуж не выходят» (Лк. 20:34–35). В конечном счете модель брака соотнесена с концом света: единство избранных составит Церковь, которая станет супругой Христа. Уже не идет речи о потомстве и передаче власти, Царство Божие пребудет неизменным во веки веков.
