Выходит, это всё не из прошлого. Это всё возникло недавно…
Он набрал номер. Голос по ту сторону трубки был нарочито бодрым:
– Да, Руслан Федорович!
– Извини, Борь, наверное, разбудил?
– Нет! Одновременно с будильником! Я скоро буду…
Руслан кивнул невидящему его Рыжикову.
– Мне нужна вся информация по делу Грина и Оксаны Тумановой: состав банды, кого посадили, на сколько, кто вышел за последнее время. И по Золотаревой принесешь папку, которую мне показывал.
– В которой аналогичные дела по Москве и области?
– Да, ее. Через сколько будешь в офисе?
Сопение в трубке:
– Минут через сорок буду.
«Врет, конечно, из Бибирево за сорок минут не добраться с утра только на вертолете… А погода сегодня не летная», – Руслан поморщился на замершие прозрачными бусинами на лобовом стекле капель дождя, вслух сказал:
– Добро! Жду.
И выехал со стоянки.
14
Он был в офисе через пятнадцать минут: повезло проскочить по Садовому без пробок.
Привычно припарковался на пустынной еще стоянке, выключил зажигание. Привычно прислушался к шуму пробуждающегося города, мерному и успокаивающему гулу, подрагиванию почвы из-за мчавшихся по тоннелям вагонов метро.
Но ничего уже не было как прежде.
Он много раз слышал, что его коллегам угрожают. Адвокатам – реже, прокурорам и следователям – чаще. Слышал жуткие истории о подброшенных дохлых крысах и прочей мистике. Слышал, верил (повода сомневаться – не было), но его лично это коснулось впервые.
Причем вот так, исподтишка, в отношении только вчера оказавшегося близким человека.
«Может, отец Лиды прав, мне нельзя жить обычной жизнью? Нужно сидеть в берлоге, чтобы никому не причинить вреда».
Он устало положил голову на подголовник, заставляя себя подумать о сегодняшнем дне: надо узнать, на какое число назначила слушание по делу Золотаревой судья Ибрагимова, связаться с Джоном Грином на счет новых писем – вдруг появилась ясность. Еще, Руслан помнил, записан новый клиент.
«Передам его Борису».
Перед глазами встала светлая, немного смущенная улыбка. Серые глаза. Прозрачные, словно дымчатый кварц, в тонкой паутинке зеленовато – синих прожилок. Темно-рыжие волосы развеваются на ветру.
Лида.
Что-то в груди сжалось, растеклось горячим. Что это? Сердце?
Дышать стало труднее. Будто многотонный каток вдавил в водительское сидение. В ушах пульсировала кровь, а Лидин образ потемнел.
Руслан потянулся влево, дернул пластиковый рычажок на себя, заставив дверцу распахнуться. В салон потянуло сыростью и прохладой, мокрой листвой и запахами вездесущего фастфуда.
Это хорошо, что июнь нынче похож на сентябрь.
Удалось медленно глубоко вздохнуть.
Потом еще раз.
После третьего тело привычно расслабилось, а в голову вернулось некое подобие ясности.
Раскисать сейчас нельзя. Болеть – нельзя. Заниматься самобичеванием – категорически не положено. От него зависит, насколько быстро найдут Лиду. Главное, что ее найдут живой и невредимой – отчего-то у него была эта идиотская уверенность.
Еще бы знать, откуда…
Телефон жалобно тренькнул.
– Руслан Федорович, я на месте, – запыхавшийся голос Бориса.
Руслан приоткрыл глаза, посмотрел на часы: почти полдевятого.
– Да, Боря, хорошо. Я внизу, поднимаюсь.
«Еще две минуты», – мелькнуло в голове, но рука уже потянулась за портфелем, а тело – из автомобиля.
Широкие стеклянные двери приветливо распахнулись, пропуская его внутрь привычной, уютной обстановки: аромат кофе, дорогие деревянные панели, блики зеркал и хрустальных подвесок.
Он миновал зону ресепшн, кивнул знакомым программистами из IT-компании, которая обслуживала их офис, нажал кнопку вызова лифта.
Под мелодичный звук открывающихся створок загудел телефон.
Руслан мельком глянул на экран: городской номер.
– Лебедев, слушаю.
– Доброе утро. Это из горсуда, помощник судьи Ибрагимовой.
У Ибрагимовой помощники не задерживаются. То ли характер сложный, то ли работы много, но каждые полгода – новый. Руслан сосредоточился, напряг память, вспоминая лицо звонившей девушки: светлые волосы собраны в тугой пучок, испуганные глаза, тонкие пальцы неуверенно теребят картонный бок папки «Дело».
– Доброе утро, Татьяна.
– Руслан Федорович, Майя Аркадьевна дело по Золотаревой назначила. Вам повесточку прислать или так, телефонограммкой достаточно?
– Давайте так. На какое число назначили? – Руслан мысленно передернулся от «повесточки» и еще больше – от «телефонограммки».
– На семнадцатое, следующий понедельник. В десять ноль-ноль. Записали?
Руслан зашел в лифт и нажал на кнопку с цифрой «пять»:
– Да, Татьяна, спасибо.
Он уже собрался нажать кнопку отбоя, как услышал торопливое:
– Руслан Федорович! Майя Аркадьевна еще просила вас подойти к ней сегодня во второй половине дня, – шуршание бумагами в трубке, – у нее в три часа дня последнее заседание, так что часика в четыре она уже освободится.
Адвокат напрягся:
– А Майя Аркадьевна не говорила, зачем я ей сегодня понадобился?
– Ну, вроде подписать что-то надо.
Руслан вздернул бровь: ему совершенно нечего подписывать у судьи.
– Хорошо, я подойду, – интересно, что Ибрагимова задумала?
В офисе его уже ждал Борис, чашка горячего кофе и свежая булочка, изготовленная специально заботливыми руками Арнии Николаевны: та суетилась около него, как возле больного, заглядывала в глаза, оценивала цвет кожи и красноту глаз:
– Вы совершенно не спали, Руслан Федорович, – заключила она, наконец.
– С чего вдруг такая забота? – Руслан нахмурился, протискиваясь по коридору к своему кабинету. «Лиду украли в субботу вечером, вчера, в понедельник, я об этом узнал, ни с кем это не обсуждал, откуда, спрашивается, офис в курсе?»
Борис и офис-менеджер переглянулись:
– Вчера приходили из Следственного комитета. Мы в курсе всего!
– О, Господи. В курсе чего «всего»?!
Арния Николаевна поправила свои очки-половинки, поджала губы:
– Конечно, Вы абсолютно правы. Ваша трагедия – сугубо Ваше личное дело. Но Вы должны знать, что мы с вами!
Руслан спиной открыл дверь собственного кабинета:
