– Развлекайся, – единственное, что он услышал от нее. Но он привык к ее холодности и с радостью переехал. Так было лучше, чем жить с собственной матерью, которая не любила его. Он не страдал. Благо денег у них было достаточно, чтобы жить, не работая, в достатке и не задумываться о будущем. Сука его мать, он много раз ловил себя на мысли, что сделал с удовольствием с ней то же самое, что и с другими. С огромным удовольствием. Он почувствовал, что в нем опять просыпается злобное, ненасытное чудовище. Душа каменела и становилась циничной, злой. На лице появилась злорадная усмешка. Через прищуренные глаза сверкнул огонек сумасшествия. И в миг он почувствовал, что мир прекрасен. Его мир. Мир охоты и боли. Он прекрасен для него, прекрасен по-своему. Жизнь как вечная охота, чем не свобода?
– Нет, – вновь прорычал в нем зверь, – вы только болью оплатите за мою несчастную жизнь шлюшки. Да вы все стервы, с виду только овцы! И только вы сами виноваты во всем, что происходит. Все виноваты! Все ваше бабье отродье! Ненавижу! Противные! И тело у вас уродливо, и души там нет!
Он вскочил на ноги и щурясь, потрясая указательным пальцем воображаемым призракам, кричал:
– Я видел. Я проверял. Кроме вонючих потрохов, там нет ничего! Нет! Бездушные сучки!
Вдруг страшная боль пронзила его желудок. Он взвизгнул и согнулся. Его вырвало в ведро, что валялось в подвале. Когда боль отпустила, он выпрямился, закинул голову назад и засмеялся. Засмеялся готическим, страшным смехом, не сулившим ничего хорошего. Пальцы зашевелились, требуя действий. Он приосанился, ощущая себя королем боли и страха. Сделав па в сторону своих приведений, надменно скривив губы, как полагается Королю по отношению к быдлу. Самодовольно произнес:
– М-да, не долго я был человеком. А надо? Разве я плохо живу? Да я свободен от системы! Я хитер, везуч, неуловим! Да пошли к черту все!
И он молнией метнулся из подвала. А позади себя, как ему показалось, услышал тяжелый и болезненный, женский вздох разочарования.
– Не дождетесь! Я живее всех живых! – надрывно, с обидой крикнул он в ответ призракам.
В дверь постучали и, не дождавшись приглашения, в кабинет зашел Михаил, наш эксперт.
– Парни, я к вам. – Он плюхнулся на свободный стул и кинул несколько бумаг с заключением экспертизы на стол.
Сергей, Павел и Арсений недовольно глянули.
– Ну вот тебе не стыдно, изверг. Восьми нет еще, сидим тут, спокойно завтракаем в тишине, а он тут приперся со своей работой, – шутя, поканючил Арсений.
– Неблагодарные, – подыграл шутке Арсения Михаил, – Мы тут пахали всю ночь для вас, старались, – говорил и шутливо стучал себя в грудь. – А они тут сидят деловые, бутерброды с колбасой жрут, – и схватил последний бутерброд.
Арсений проводил бутерброд печальным взглядом и вздохнул.
– Последнего и еврей не забирает.
– Арсений, – Михаил похлопал дружески его по плечу, – я хуже еврея. И вообще, бог велел делиться.
Ребята посмеялись над шуткой. У Сергея пропищали наручные часы.
– Ну вот, парни, восемь уже. Рабочий день начинается.
– У-у-у, чудовище, – сказал Арсений Михаилу, – последние минутки счастья похитил.
– Что нашли? Новости хорошие, Миш? – спросил Сергей.
– Ну как сказать, есть чуток. Вон заключение почитаете потом, а если вкратце, то вот что получилось. Нашли нитку трикотажную от перчаток, с его кровью, ДНК подтвердилось.
– Кого его-то? Оборотня? – перебил Арсений.
– Да! Ты чего цепляешься?
– А вот не фиг мне завтрак было портить.
– Мужики, хватит шутить, дальше, Миш, – сказал Серега.
– Ну, что еще. Нашли его же рвотные массы. Анализ показал рак желудка у него. Ему бегать по грешной земле ну максимум года полтора.
– Есть бог на земле, – добавил Павел.
– Ну, бог не бог, а вот перед этим он еще и посидит чуток, если вообще ему на зоне дадут дожить свой короткий век, – резюмировал Сергей.
– Так, дальше, – продолжал Михаил, – проверка подтвердила, что место преступления он готовил заведомо. Дверь в подвале действительно вскрыли. Лампочка выкручена специально.
– Готовился, значит, – сказал хмуро Арсений.
– Ну. Не спонтанно это у него было.
Сергей подался вперед и локтями уперся в колени. Минуту смотрел куда-то вдаль, потом сказал:
– Я думаю, надо по новой начинать. С самого начала.
Ребята недоуменно посмотрели на него.
– Думаю все дела поднимать. Поделим между собой и будем искать общее среди всего этого. Должна быть ниточка. Это не он неуловим, это мы что-то упускаем. Что-то мы не увидели. Так, парни, Павел и Арсений в архив, все дела сюда. Я пошел запрос по клиникам давать. Чтобы все, кто на учете с раком желудка, сдали кровь. Миш, вы со своими ребятами держите связь с клиниками, выезжайте на забор крови пациентов. Знаешь, что делать?
– Да, я понял. Думаешь на учете стоит?
– Ну, надеюсь.
– А если он сам о болезни не знает и к врачам не обращался? – встрял Арсений.
– Ну, что. Значит, не повезло нам, – ответил Сергей.
Ребята разошлись по делам. За изучением материала дел время пролетело незаметно. Около девяти вечера в кабинете зазвонил телефон. Сергей поднял трубку.
– Слушаю. Да. Да. Хорошо, сейчас подойду.
Арсений с Пашкой с интересом смотрели. Сергей повесил трубку, увидел немой вопрос на лицах ребят.
– Взяли озабоченного из клуба. Который на Надю напал. Охрана клуба заметила, что снова приперся. Привезли к нам. Сейчас в допросной. Зовут поприсутствовать. Ну, я пошел.
На стуле в допросной, опустив голову и нервно перебирая пальцами, сидел несостоявшийся горе-насильник. Без слез не взглянешь. Фигура и лицо были нелепыми, негармоничными. Природа на нем видимо отдохнула. Возможно, он был бы не таким отталкивающим, если бы то, как говорил этот человек и как играла его мимика, не вызывало отвращение. Было в нем что-то внутренне мерзкое, что уродует даже симпатичных людей. По сему было понятно, что внутренний мир этого человека вряд ли был богат, а поступки добропорядочны.
– Ну так как, Николай Иванович Петелькин, что скажете на это заявление? – строго спросил Петрович.
– А, что тут скажешь? Девушка замечталась и привлекает к себе внимание, пиарится. Наговор это! Она придумала все! Где свидетели? Где?
– Зачем свидетели? Все зафиксировано камерой наблюдения, – блефовал Петрович. Сергей это понял и улыбнулся сам себе. Петрович был человеком с огромным опытом работы, он знал, как использовать блеф для допроса такого типа задержанных. Прыть у Недоразумения прошла. Лицо побледнело, глаза забегали. Явная досада читалась на нем. Что-то пыхтя и заикаясь, бормотал себе под нос и мялся задом на стуле.
