Если человек пережил ранний разрыв связи с матерью, возможно, ему понадобится сопоставить несколько ключей-подсказок из семейной истории. Необходимо оглянуться назад и задать себе следующие вопросы. Случилось ли с матерью какое-либо травмирующее событие, повлиявшее на ее способность быть внимательной? Принадлежало ли ее внимание вам полностью или мысли ее были постоянно чем-то заняты? В том, как она прикасалась к вам, как смотрела, в тоне ее голоса, когда она с вами говорила, было участие или она делала это как бы со стороны? Испытываете ли вы трудности в том, чтобы создать прочные отношения? Пытаетесь ли закрыться от людей, уклониться от близости или, возможно, стараетесь оттолкнуть людей от себя?
«Свет, льющийся из материнских глаз», когда она смотрит на своего младенца, это свидетельство для ребенка, что его принимают и ценят, и тогда он будет развиваться здоровым.
У тридцатидвухлетней Сюзанны было двое детей. При мысли о физическом контакте с собственной матерью ее просто передергивало. Сколько себя помнила, они никогда не любила, чтобы мать обнимала ее. Сюзанна рассказала, что они с мужем не проявляли друг к другу страсти на физическом уровне. «Объятия просто забирают вашу энергию», – говорила она. Когда Сюзанне было девять лет, она одна пролежала две недели в больнице с пневмонией. Мать оставалась дома, чтобы заботиться о ее сестрах и братьях. С тех пор Сюзанна начала бессознательно отдаляться от матери. Отвергая ее теплое отношение, она как бы защищала себя от возможности вновь быть оставленной и повторно пережить боль. Для Сюзанны наступил переломный момент, когда она определила корень своей неприязни к матери. После этого она смогла восстановить связь, которая долгое время была нарушена.
Если ребенок пережил прерывание связи с матерью, его могут охватить сомнения, когда наступает время ее восстановления. То, каким образом эта связь будет возобновляться, может послужить прообразом того, как будут устанавливаться и разрываться связи в будущих личных взаимоотношениях. Если полностью воссоздать связь с матерью не удается, ребенок позднее в своей жизни может проявлять нерешительность при создании близких отношений с партнером. Неспособность воссоздать связь может привести к «необъяснимому отсутствию близости, и это будет накладывать неуловимую тень на повседневные отношения, – говорит психолог Дэвид Чемберлен. – Интимность и искренняя дружба тогда могут оказаться за пределами досягаемости» (3).
Когда мы еще дети, мама для нас как целый мир. Разрыв с ней ощущается как расставание с самой жизнью. Чувства пустоты и оторванности от мира, безнадежности и отчаяния, убежденность в том, что с нами или с окружающим миром что-то не так, – все это может быть следствием раннего разлучения с матерью. Поскольку в тот момент ребенок еще слишком мал, чтобы справиться с травмой, его переполняют различные чувства, убеждения или телесные ощущения, которые живут без какой-либо истории, связывающей их с прошлым. Это как раз те самые переживания, которые растворены в наших болях, потерях, разочарованиях, а также в расставаниях, которые появляются у нас на протяжении жизни.
Негативные воспоминания детства
Многие из нас не способны вспомнить из детства ничего положительного, что с ними тогда случилось. Тем не менее в детстве мы переживаем и комфортные, и беспокойные времена. Однако приятные воспоминания – как мама держала нас на руках во время кормления, как мыла или убаюкивала перед сном – часто блокируются и не вызываются в памяти. Кажется, что мы помним только негативное: как не получали того, чего хотим, как нам не хватало любви.
Этому есть свои объяснения. Когда маленькие дети воспринимают что-то как угрозу безопасности, их тела реагируют и включают защитные механизмы. Такая бессознательная защита становится «настройкой по умолчанию». Затем эта настройка обращает наше внимание на то, что представляет для нас трудность или беспокойство, вместо того чтобы сохранять в памяти то, что кажется нам хорошим. Приятные воспоминания как будто живут отдельно, по другую сторону стены, вне досягаемости. Так как мы способны жить только с одной стороны стены, то искренне полагаем, что ничего хорошего с нами не происходило.
Это похоже на то, как будто мы переписываем историю и оставляем в ней только те воспоминания, которые поддерживают наши механизмы защиты. За баррикадами бессознательности, которые мы возвели, лежит глубокое желание, чтобы нас любили родители. Однако многим из нас эти чувства уже недоступны. Ведь если бы мы помнили те моменты нежности и любви, которые разделяли с родителями, мы чувствовали бы себя уязвимыми и тогда существовал бы риск, что нам вновь сделают больно. И вот те самые воспоминания, которые могли бы исцелить нас, мы бессознательно блокируем.
Ученые нашли подтверждение данной идеи с точки зрения эволюции. Они описывают, как миндалевидное тело мозга человека использует две трети своих нейронов для сканирования опасностей. В результате наиболее болезненные и угрожающие безопасности события легче сохраняются в долговременной памяти, чем приятные. Ученые называют этот механизм, работающий по умолчанию, «негативной предвзятостью», и вполне понятно почему. Выживание зависит от способности тщательно сканировать вероятные угрозы извне. «Ум работает как липучка для негативного опыта, – говорит нейропсихолог Рик Хэнсон, – и как тефлон для позитивного».
4. Возможно, вы подсознательно отождествились с кем-то из других членов вашей семейной истории
Иногда встречаются по-настоящему любящие, крепкие отношения с родителями и тем не менее мы не можем объяснить сложные чувства, которые бродят внутри. Очень часто мы предполагаем, что проблема кроется в нас самих и что если мы копнем достаточно глубоко, то найдем ее источник. Пока мы не вскроем фактическое событие, которое является спусковым крючком наших переживаний, мы можем испытывать страхи и чувства, которые, по сути, нам не принадлежат. Они – осколки семейной травмы, а мы про них думаем, что они – наши.
История Тодда
Тодду было девять лет, когда он начал прокалывать ручкой диван. В тот же год он напал на соседского мальчика и ткнул в него острой палкой. Пришлось наложить аж сорок швов. Следующие несколько лет Тодд получал медикаментозное и психотерапевтическое лечение, но агрессивное поведение продолжалось. Все это длилось до тех пор, пока его отец не рассказал мне о деде Тодда, которого он презирал. Тогда все кусочки головоломки сложились.
Дедушка Тодда был человеком, склонным к насилию. Он не только избивал своих детей, но еще и заколол человека до смерти во время драки в трактире. Обвинения так и не были выдвинуты, и дед Тодда мог жить и дальше, как ему заблагорассудится. Но не его дети, а Тодд, внук, неожиданно стал носителем необузданных страстей, которые, по сути, ему не принадлежали. Он имел бессознательную связь со своим дедом, которая так и осталась бы скрытой, если бы отец Тодда Эрл не обратился к истории семьи.
