– Он, родимый! – довольно подытожил Толлеус. – И ведь я слышал его уже один раз, да только не сообразил сразу.
– А почему привидение? Мы же его ни разу не видели! – Оболиус так и тянул шею, заглядывая в комнату. Любопытство в нем пересилило все остальное.
– Их не всегда видно. Иногда проявляются в нашем мире, но редко. Порой плетения на них реагируют, а глазами не видно. Сейчас вот, например, услышали, хотя откуда звук берется? Для звука надо, чтобы воздух колебался. Как он это делает – непонятно.
– Значит, он появляется только на мгновение? А в остальное время он где?
– Не, он все время есть. Только воздействовать на наш мир может нечасто. Не знаю, отчего зависит это. А так он, наверное, сейчас стоит рядом с нами, все слышит и видит… – Оболиус при этих словах чуть не запрыгнул на руки к старику. – Только сделать ничего не может, – закончил фразу искусник.
– Откуда вы так много знаете? – Подросток все еще дрожал и суетливо озирался, но уже опять мог рассуждать здраво.
– Если бы много, – печально отозвался старик. – Интересовался этой темой, да. Все, что о продлении обычной жизни или о необычной, меня волнует. Но мало книг, очень мало. Вот, кстати, в широтонской библиотеке надо было не о чародействе спрашивать, а о призраках. Там, может, и нашлось бы что-нибудь новое…
– И что теперь делать будем? Прямо на ночь глядя яму копать? Все-таки сжигать – не по-людски как-то…
Новый стон, но совсем тихий, еле слышный, прошелестел в коридоре.
Толлеус почему-то улыбнулся:
– И остаться без призрака? Ни в коем случае! Книги книгами, а живое привидение, да еще такое необычное, – это захочешь сыскать, да не найдешь! В общем, так, ллэр Гласус! Я прекрасно понимаю, что ты нам не рад. Что тебе хочется, чтобы тебя оставили в покое, – всем вам почему-то этого хочется. Но я понимаю также, что пожить тебе тоже хочется. А поэтому давай договариваться: ты живешь как есть, мы твое тело не трогаем, а ты не трогаешь нас и тех людей, кто будет сюда приходить. Я буду думать, как исследовать твою природу, а ты будешь мне в этом помогать. И это в твоих же интересах. Сил у тебя мало, со временем ты только слабеешь. Может, придумаем, как помочь тебе с этим. Убивать нас у тебя никакого резона нет: не мы, так другие придут. Слишком уж дом твой дорогой. И эти другие цацкаться с твоим телом точно не будут. И если ты со мной не согласен, чтобы у тебя не возникало нехороших мыслей, я на твое тело поставлю плетение огня с накопителем маны и плетение-стопор. И буду второе постоянно подпитывать. Если этого не сделать, то через пару дней оно развеется, и сработает первое от накопителя – вмиг останешься без тела. Вот такие дела.
Несмотря на уверенный тон, Толлеус накрутил перед сном плетений в своей спальне и долго ворочался. То, что это именно привидение, он был уверен. Даже альтер эго согласилось, а уж оно всенепременно устроило бы панику, будь хоть малейшее сомнение. Безусловно, старик сказал все правильно, предложил обоюдовыгодное решение. И защита у него и у парня есть на всякий случай, и не может быть у призрака столько сил, чтобы что-то предпринимать второй раз за ночь. Но все равно мысли роились в голове, мешая уснуть, и были они совершенно далеки от мечтаний об интересных исследованиях. Мешал успокоиться обычный детский страх. А скептик внутри ему поддакивал. Что, если это все-таки не призрак? Что, если он не услышал ультиматум Толлеуса? Что, если чародейские привидения с логикой не дружат? В книге ведь были оговорки, что известны случаи иррациональной ненависти привидений ко всему живому. У них одно желание – убить любой ценой.
Как спалось Оболиусу в ту ночь, осталось загадкой.
Глава 5
Толлеус. Рассадник чародеев
Старик проворочался едва ли не до рассвета, после чего понял, что так совершенно не отдохнет, и попросту притушил плетение, усиливающее слух. Сразу стало тихо, никаких скрипов и шорохов, которые раньше не мешали, а теперь ассоциировались исключительно с деятельностью призрака. Хуже всего было со зрением: закроешь глаза, и сразу же мерещится, будто у изголовья начинает материализовываться прозрачная фигура со зловещей ухмылкой. Уверенности, что защитные плетения не пропустят внутрь призрака, не было. Логика подсказывала, что даже если тот вдруг окажется в комнате, то сделать ничего не сможет – он всего лишь иллюзия. И что уже прошло много спокойных ночей.
В общем, искусник успокоился только после того, как собрал плетение, реагирующее на свет. Так себе, конечно, решение, но если скомбинировать с аурной паутиной и звукоуловителем, настроить как следует, чтобы на себя и на искусные светляки не срабатывало да подстраивалось под уличный свет, можно будет пользоваться.
В тюрьмах для чародеев такие плетения не использовались. В обычных – да, применялись аналоги даже серьезнее. Там и температура отслеживалась, и даже как-то сканировалось пространство на движение, но доступа к такому плетению у кордосца не было, так что исследовать не довелось.
Поздним утром Толлеус наконец выбрался из спальни и, позевывая, спустился на кухню, в который раз укоряя себя за то, что до сих пор не разработал новый искусный подъемник (старый из-за расположения лестницы установить не получилось). Вчерашние страхи в солнечном свете, заливающем лестницу через специальные окошки, улетучились, перспективы рисовались очень даже радужные.
Едва старик переступил через порог, как остатки сна и благодушное настроение будто ветром сдуло, – на табурете лицом к двери восседал Оболиус, а вокруг его головы роился десяток конструктов разных размеров, форм и расцветок. Непроизвольно искусник отшатнулся назад и едва не покатился по ступеням.
– Учитель! – догнал его радостный мальчишеский голос. – Смотрите, это я сам! Это мои!
Толлеус с осторожностью заглянул в помещение, а парень продолжал щебетать:
– Вчера-то, когда ллэр Гласус у меня контроль над телом отобрал, я ведь все видел и чувствовал. И я понял, как делать конструкты! Смотрите, вот еще! – С этими словами он выпустил из ауры еще один сгусток, добавив его в хоровод над головой. – Это очень просто! Только никак не пойму, что они умеют делать и почему все разные получаются. Но с вами вместе мы обязательно разберемся!
Искусник долго стоял в нерешительности, уже не слушая ученика, так и брызжущего энтузиазмом. Потом наконец вошел и уселся в уголок.
– Оболиус – чародей! – шепнул он себе.
– И это здорово! У чародеев полно секретов, и ученик-чародей – это гораздо лучше, чем пара купленных конструктов.
– Он оробосец, и он чародей! – не унималось альтер эго, нагнетая жути интонациями голоса.
– Он мой помощник. И мой ученик.
– Чародейству тоже ты его научишь?
– Не все сразу. Сразу, может, в самом деле не нужно. Сперва Искусство. Чародейство потом.
– А доживешь?
На этой фразе, ударившей в самое сердце, Толлеус очнулся от разглагольствований и оценивающе посмотрел на ученика, который против обыкновения молчал и внимательно слушал.
