– Пока это все, чего мы достигли, – говорит Вестессон. – Следующим шагом станет использование соединений со скоростью 100 гигабит в секунду, так что каждая оптоволоконная нить будет обеспечивать скорость передачи 100 миллиардов бит в секунду.
Они уже тестируют такие соединения. Я слышал слово «гига» практически каждый день, но попробовать пересчитать все эти биты казалось каким-то новым вызовом. Вестессон только и говорил, что о «проходимости»: о том, сколько данных проходит через машину за секунду. Но мне хотелось знать, что из этого вытекает – какова скорость одного бита? Оказалось, что, задав этот вопрос, я попал в больное место.
– Некоторые наши клиенты смотрят, сколько времени требуется для прохождения через маршрутизатор одного пакета данных, – поясняет Вестессон. – Обычно это происходит в пределах микросекунды, то есть одной миллионной доли секунды.
Однако по сравнению, например, со временем, за которое бит пересекает континентальную территорию США, время его прохождения через маршрутизатор может показаться вечностью. Это как если бы вы за десять минут дошли до почтового отделения, а потом стояли там в очереди семь дней, 24 часа в сутки. Каждая машина Brocade, несмотря на всю свою мощность, это город с бесконечными пробками, стоящий среди свободных дорог открытой сети. Миллионная доля секунды – это до боли медленно (если вы вообще можете себе такое представить).
Согласно законам физики, свободный бит должен пройти три фута роутера за пять миллиардных секунды, то есть за пять наносекунд. Вестессон показал мне расчеты, которые он делал на листке бумаги механическим карандашом: скорость прохождения света по оптоволокну, умноженная на длину маршрутизатора. Он дополнительно проверил свои расчеты при помощи калькулятора на ближайшем компьютере, что само по себе было забавно, ведь подобные расчеты – последнее, чем нам пришло бы в голову заняться на собственном компьютере. Вестессон пересчитывает нули на экране:
– Так, это у нас миллисекунда… микросекунда… а это обычно называется наносекундой, то бишь миллиардной частью секунды.
Я смотрю на все эти нули, а потом отвожу от них взгляд, и все меняется. Я представляю себе, как автомобили, несущиеся по автостраде 87, производят миллионы вычислений в секунду с помощью своих радиоприемников, мобильных телефонов, электронных часов и GPS-навигаторов. Я испытываю новое чувство, мне кажется, будто все вокруг ожило: компьютеры, LCD-проекторы, дверные замки, противопожарная сигнализация и настольные лампы. Даже стоящий у стены кулер с водой был снабжен печатной платой и зеленым жидкокристаллическим экраном! Сам воздух казался наэлектризованным, заряженным миллиардами логических решений в секунду. Вся современная жизнь опирается на эти процессы, на эти вычисления. Только забравшись куда-нибудь глубоко в лес, мы можем отключиться от них – да и то не до конца. Что же говорить о городе! Системы, объединенные Сетью, вездесущи: сотовые телефоны, светофоры, парковочные автоматы, духовки, слуховые аппараты, электрические выключатели. И все это работает невидимо. Чтобы увидеть эту деятельность, вы должны ее себе представить, и в то мгновение мне это удалось.
Но Вестессон уже опаздывал на свою следующую встречу и начинал нервничать. У меня появилось ощущение, что он вообще нечасто опаздывает. Он провожает меня к лифту.
– Вообще-то мы едва коснулись поверхности, – говорит он.
Но мне показалось, что на самом деле мы копнули довольно глубоко. В своем эссе «Природа» Ральф Уолдо Эмерсон описывает, как он пересекает «голое общественное поле по размокшему снегу, в сумерках, под небом, затянутым тучами». И все же даже такое скучное путешествие приводит его в «совершенный восторг. Моя радость граничит со страхом… Я становлюсь прозрачным глазным яблоком; я ничто; я вижу все». В моем путешествии к центру Интернета роль голого общественного поля играла комната для испытаний роутеров. То, что я видел, было не просто сущностью Интернета, но его квинтэссенцией – не кабелями, проводами и трубами, но самим светом. Но куда это меня привело?
Выйдя на улицу, я присел на скамью и начал делать заметки, размышляя о том, не дискредитирует ли открывшаяся мне истина все мое паломничество? В конце концов, то, что я сейчас видел, не было соразмерно ни зданию, ни тем более городу – речь шла о наноразмерах. Что, если Интернет вообще невозможно толком понять с точки зрения географических мест и лучше думать о нем как о воплощенной математике – не о вещественных предметах, но о невыразимых бесплотных числах? Но мне уже было пора ехать в аэропорт, и я вдруг вспомнил, что, несмотря на все непрерывно развивающиеся кремниевые чудеса, сама планета остается неизменной, так же, как и скорость света и желание людей общаться друг с другом – недостижимыми. Пропускная способность может увеличиваться, но Калифорния, Нью-Йорк и Лондон не станут физически ближе друг к другу – это было мне особенно очевидно в битком набитом самолете во время долгого перелета домой. Мир был все так же огромен. В такси, по дороге из аэропорта имени Кеннеди, медленно перемещаясь по знакомым городским улицам, я был поражен тем, как много этого мира. И если Интернет состоял из света, из чего тогда состояли все остальные вещи, которые наполняют все эти здания и все эти районы – весь мерцающий простор ночного силуэта Нью-Йорка?
* * *
В декабре 2010 года компания Google объявила, что покупает за 1,9 миллиарда долларов здание на Манхэттене по адресу Восьмая авеню, 111. Это стало самой крупной сделкой года в сфере недвижимости. Речь идет об огромном здании площадью около трех миллионов квадратных футов, занимающем целый городской квартал. Оно служило нью-йоркской штаб-квартирой Google с 2006 года, и теперь руководители компании заявили, что оно нужно им, чтобы разместить расширяющийся штат нью-йоркских сотрудников. Он уже насчитывал 2000 человек и пополнялся чрезвычайно быстро. Приобретение здания в собственность должно было обеспечить компании гибкость, необходимую в долгосрочной перспективе. Но люди, посвященные в инфраструктуру Интернета, лишь удивленно поднимали брови, слыша это объяснение. Дом № 111 по Восьмой авеню – не просто крупное офисное здание в популярном районе, но и одна из самых важных сетевых «точек встречи» в мире, и одна из трех крупнейших в Нью-Йорке. Факт его покупки Google и официальное объяснение были похожи на то, как если бы авиакомпания American Airlines купила нью-йоркский аэропорт Ла-Гвардия и объявила, что собирается сделать из него парковку.
Среди многих других компаний, арендовавших площадь в этом здании, была и Equinix, занимавшая 55 000 квадратных футов. Однако в отличие от ее зданий в Эшберне или Пало-Альто, здесь присутствовали и многие другие компании, занимающиеся поддержкой дата-центров, а также частные сети. «Три единицы», как все называют это здание, было точкой обмена трафиком, где отдельные арендуемые помещения были связаны сложными переплетениями оптоволоконных кабелей.
Однако меня в сделке Google заинтересовала одна деталь, бросившаяся мне в глаза, когда я читал газетную статью, которая должна была объяснять интересы Google: «Три единицы» стояли прямо на так называемой «оптоволоконной трассе Девятой авеню». Звучит так, будто речь идет о реке Гудзон или по меньшей мере о скоростном шоссе Бруклин-Квинс. Но когда я начал задавать вопросы, оказалось, что за этим названием в действительности ничего не было – оно было плодом творчества агентов по недвижимости. Не то чтобы в этих местах не хватало оптоволокна – его там были тонны. Но отнюдь не только под Девятой авеню. В Нью-Йорке везде полно таких «оптоволоконных трасс».
