– Я могу выставить его прямо сейчас. Решать тебе, – повторил Торкель. Она благодарно кивнула, но неуверенность была столь же велика, как и благодарность. Если не больше.
Она не ненавидела Себастиана Бергмана. Не злилась на него так, как на Анну и Вальдемара. Далеко не так. На самом деле она не желала ему ничего плохого. Она не могла отрицать того, что они сблизились. Какой-то ее части он даже нравился.
– Мне надо подумать. В каком-то смысле это кажется слишком простым, – сказала она.
– Иногда простое решение является лучшим, – ответил Торкель.
Он прав, но это все равно что пытаться убежать от трудностей. Закрыть на них глаза. Это не для ее. Она не хочет избегать проблем. Она хочет их решать. С ходу. Во всяком случае, пытаться, пока не сдастся.
Она медленно покачала головой.
– Оставь его. Я скажу, если передумаю.
Торкель кивнул. По его лицу было невозможно понять, что он думает о ее решении. Он собирался сказать что-то еще, но его прервал звонок телефона, и на этот раз выражение его лица читалось безошибочно. Раздражение. Он встал, обошел вокруг письменного стола, поднимая по пути трубку стационарного телефона.
– Я занят, – кратко сказал он. Затем он послушал, придвинул к себе лежавший на столе блокнот и взял ручку.
– Откуда, ты говоришь, она звонила?
Торкель начал записывать. Ванья встала с дивана. Она не знала, кто звонит или откуда, но поняла: они только что получили новое задание.
5
Себастиан толком не понимал, как попал на остров Адельсё. Или скорее, он проклинал себя за то, что позволил себе угодить на этот остров. Конечно, он всегда играл на «чужом поле», но обычно ему хватало ума проследить за тем, чтобы оттуда можно было в любой момент относительно легко выбраться. Чаще всего пока женщина, с которой он спал, еще не проснулась. Однако на этот раз он подобной предусмотрительности не проявил и приписывал это тому, что его злоупотребление сексом в последнее время резко увеличилось. Необходимость завоевывать почти полностью завладела его существованием.
После Вермланда
[1].
После Марии и ее дочери Николь.
Девочка стала свидетельницей убийства кузенов, тети и дяди и, когда ее нашла полиция, отказывалась разговаривать. Себастиан взялся помочь ей справиться с травмой. За это время он привязался к девочке и ее матери. Слишком сильно. Они переехали к нему. Стали маленькой семьей. На долю Николь выпало заполнять пустоту, образовавшуюся после гибели его дочери.
Это было нездорово. Ничего хорошего из этого получиться не могло, и не получилось. Все кончилось тем, что Мария ясно дала ему понять, что больше не хочет его видеть.
А ему хотелось увидеться с ними.
Он посвятил некоторое время попыткам найти их. Это было не очень сложно. Они переехали из квартиры в районе Эншеде в маленький таунхаус в Окерсберге. Себастиан поехал туда, но, оказавшись перед домом, засомневался.
Что делать? Что он может сделать? Ему хотелось объяснить. Как много они для него значат. Как ему хочется опять быть рядом с ними. Что им каким-то образом удалось заставить его почувствовать себя более полноценным человеком, чем он чувствовал себя, начиная со второго дня Рождества 2004 года.
Но он лгал им. Лгал самому себе. Или, как выразилась Ванья, использовал их, когда они были особенно уязвимы. Мария это тоже знала, так что же он выиграет тем, что вновь возникнет в их жизни? Ничего. Поэтому он отказался от своей затеи. Покинул район таунхаусов.
Покинул Марию и Николь. Опять предался случайным, бессмысленным сексуальным связям. Как эта, на острове Адельсё.
6
Сон разбудил его около шести. Как всегда, правая рука была крепко сжата. Распрямляя пальцы, он быстро сообразил, что вставать и сбегать не имеет смысла. Даже если бы он знал дорогу – а он ее не знал – ему совершенно не хотелось идти пешком семь километров до автомобильного парома, чтобы потом целую вечность сидеть в автобусе, пока он не доберется до Стокгольма. Поэтому он продолжал лежать, глядя в потолок, пока не услышал, что женщина рядом – Кристина… какая-то – начала просыпаться. В ту же секунду, как она открыла глаза, он улыбнулся ей и быстро погладил ее по щеке.
– Доброе утро.
Она потянулась и уже собиралась запустить руку под его одеяло, когда он отбросил одеяло в сторону и встал.
– Я приму душ. Можно я воспользуюсь полотенцем?
Кристина, как ему показалось, осталась несколько разочарованной его поспешным уходом. Но он действительно не хотел даже думать о том, чтобы снова заниматься сексом. Напряжение, задача управлять процессом соблазнения, вести игру – это заставляло его на короткое время забыть медленно отравлявшие его боль и чувство вины. Вот в чем он нуждался. Без этого дополнительный секс был бы просто мучением.
Когда он вышел из душа, Кристина уже приготовила ему завтрак. Голода Себастиан не ощущал. Обычно он любой ценой пытался избегать подобных ситуаций. Фальшивое чувство общности, иллюзия того, что их что-то объединяет – хотя они, если это будет зависеть от него, никогда больше не встретятся – заставляли его содрогаться.
– Хочешь после завтрака пойти прогуляться? – спросила Кристина, намазывая масло на домашний багет, который она разогрела в микроволновке.
– Нет, я хочу, чтобы ты отвезла меня к парому, – честно ответил Себастиан. – А еще больше, чтобы ты довезла меня до города.
Кристина воткнула нож обратно в масло и улыбнулась Себастиану с некоторым удивлением, словно услышанное никак не вписывалось в ее планы на день.
– Ночью ты сказал, что тебе сегодня не надо особенно торопиться обратно.
– Ночью я говорил все что угодно, чтобы переспать с тобой.
Тоже правда, но в этой ситуации откровенность повлекла за собой последствия.
Положительным стало то, что нежелательный завтрак сразу закончился.
Отрицательным – то, что Кристина не намеревалась никуда его везти, даже на метр. Поэтому теперь Себастиан шел по тому, что называлось окружной дорогой острова, в надежде, что она выведет его к паромам.
У него зазвонил телефон. Он поймал себя на мысли, что надеется на то, что это Ванья. Примерно месяц назад, ночью после свадьбы Билли, ему пришлось рассказать ей то, что он уже некоторое время знал.
Что он ее отец.
Ванья, разумеется, была в шоке. Поначалу она не хотела ему верить, а потом, убедившись, что он говорит правду, выставила его. Не потому, что больше вообще не хотела его видеть, а скорее от потребности побыть одной.
Ей требовалось время, чтобы переварить это. Она собиралась позвонить ему, но так и не позвонила.
