А тут вдобавок появился один выживший – публичный человек, женщина, молодая, русоволосая. Лучше просто не бывает. Это понимали и он, и руководитель новостного отдела, и главный редактор, да и вся редакция. Поэтому Вебер, во времена постоянной экономии, получил дополнительные ресурсы. Но ему требовалось поставлять материал, показывать, что он заслуживает доверия. Для настоящих журналистов, таких, кто ищет факты, а не просто копирует тексты из социальных сетей и пресс-релизов, настали суровые времена, им стало все труднее защищать свое право на существование.
Бумажные газеты продавались все хуже, все больше материалов выкладывалось для бесплатного чтения в сети. Настоящая журналистика стоит дорого, а тенденция была такова, что никому больше не хотелось за нее платить. Это вызывало стресс, и программы экономии привели к тому, что никто не чувствовал себя уверенно. Ему было просто необходимо каким-то образом заполучить эксклюзивное интервью с Эббой Юханссон. На данный момент лучшей идеей представлялась подруга близнецов, Юханна Линд, которая вообще-то должна была сегодня встретиться с Сарой и Эббой, чтобы отпраздновать свой день рождения. Подход довольно удачный и, вероятно, принесет несколько сильных эмоциональных цитат о потере, дружбе и разбитых мечтах. К тому же Юханна красива, что никогда не бывает минусом. Но такое интервью могут добыть многие журналисты.
Плачущая подруга жертвы, боль и скорбь. Слишком просто. Ему хотелось добиться большего, поэтому он надеялся, что встреча с Юханной даст нечто большее.
Он собирался постараться завоевать ее доверие, чтобы она помогла ему выйти на прямой контакт с Эббой. Накануне газета «Афтонбладет» нашла эксклюзивный аспект и выжала несколько страниц из встречи с бывшим сожителем Патриции Андрэн, который, как все знали, угрожал ей и избивал ее, а в их переработке стал теперь невиновным подозреваемым, оплакивающим свою любимую Патрицию, которому, возможно, откажут в опеке над сыном из-за запрета посещения. Может быть, цинично, но такое продается лучше правды, Вебер это знал. Большинство предпочитает читать о скорбящем человеке, а не об избивавшем жену неудачнике. Никому также не хотелось бы узнать, что бывший сожитель получил за интервью хорошие деньги. Но так оно и было, сам Вебер отказался заплатить ему 20 000 крон, которые тот затребовал. Не потому, что в принципе возражал против выдачи гонорара тем, кого интервьюировал – так поступали все, – но лично ему было трудно платить такому человеку как Стефан Андерссон.
До такого отчаяния он не дошел, по крайней мере, пока.
Он бросил взгляд на часы. Они с фотографом собирались встретиться с Юханной Линд в пять часов, ему удалось уговорить ее не разговаривать с каким-либо другим журналистом.
До этого ему требовалось найти новые лазейки, новые идеи для завтрашнего дня. Ходили кое-какие слухи о том, что полиция интересовалась китайским рестораном в Сундбюберге, и одна коллега поехала туда, чтобы проверить, есть ли там что-нибудь стоящее. Он надеялся, что скоро она ему отзвонится.
«Легка на помине», – подумал он, когда у него на столе зазвонил телефон.
Это оказалась Юлия с ресепшна, в котором они в прошлом году, после нападения на газету неонацистов, установили пуленепробиваемое стекло.
– Кто-то оставил тебе здесь конверт, – проговорила она с некоторым стрессом в голосе.
– Хорошо. Я потом заберу. От кого он?
– Написано, что от некого Свена Катона. Это не он всех убивает?
45
– Я больше так не могу.
Ванья остановилась и обернулась к стоявшему в нескольких шагах от машины Себастиану. Они только что припарковались перед белым пятиэтажным зданием – кампусом Флемингсберг, принадлежавшим КТИ.
– Это хуже, чем когда ты ничего не знала.
– Что хуже?
– Мы с тобой, молчание, отчужденность…
Ванья поджала губы и сделала несколько шагов в его сторону.
– Ты прав, хуже, но знаешь что? Тебя-то тут жалеть нечего.
– Я имел в виду вовсе не это, – Себастиан быстро перешел к обороне.
– А что же ты имел в виду?
– Я согласен на исключительно рабочие отношения, ты знаешь, но ведь ты со мной даже не разговариваешь, – попытался укорить ее Себастиан.
– Придется смириться с этим.
– Ладно. Прости, что я вообще открыл рот.
Однако извинение, похоже, запоздало. У Ваньи словно открылось второе дыханье, ей требовалось выплеснуть это из себя.
– У меня ничего нет. Я должна создать себе жизнь. Потом. Когда я ее создам, я решу, кого в нее впускать. Понимаешь?
Себастиан лишь кивнул. Посчитал дискуссию оконченной. По крайней мере, он попытался объяснить то, что чувствует. Повторять эту ошибку он не намеревался.
– Но, пожалуйста, дай мне знать, если я могу тебе помочь, – закончил он в надежде заработать несколько очков и двинулся следом за Ваньей в сторону входа.
– Ты не можешь, – твердо заявила Ванья.
У нее зазвонил телефон. Билли. Он послал фотографии в китайский ресторан в Сундбюбурге и поговорил с персоналом, но это почти ничего не дало. Мужчину они помнят. Видимо, он настоял на том, что сам отнесет заказанные напитки к столу. Билли предположил, что именно тогда он и добавил в них снотворное, но в отношении идентификации ничего определенного они сказать не смогли. Разве что одна из официанток не сомневалась в том, что это был не Аль-Файед. Он слишком смуглый. Конечно, мужчину, которого она обслуживала, запомнить было трудно, но выглядел он типичным шведом.
– Мы сейчас идем встречаться со Скугом, – сказала Ванья, открыла дверь в ресепшн и сразу отпустила ее, даже не взглянув, насколько отстал Себастиан.
– Я позвоню, если мы получим что-нибудь из Хельсингборга и Ульрисехамна, – закончил Билли и положил трубку.
Ванья подошла к ресепшну, представилась и изложила свое дело. Ответила отрицательно на вопрос, договаривалась ли она о конкретном времени, но сказала, что им очень важно с ним встретиться. После короткого разговора с Оке Скугом, состоявшего, со стороны сотрудницы ресепшна, из монотонного поддакивания и заключительного «конечно», та указала им на лифт и сказала, что надо подняться на четвертый этаж, а там Оке их встретит.
– Кто звонил? – поинтересовался Себастиан, когда они оба вошли в лифт.
– Билли.
– Что-нибудь важное?
– Персонал в Сундбюберге исключил Аль-Файеда, – ответила Ванья и первой вышла, когда двери открылись.
Здороваясь, Оке Скуг произвел впечатление человека выжидающего и скептически настроенного и, когда они двинулись по коридору к его кабинету, сразу спросил, что их интересует.
– Мы хотим поговорить с вами об одной из ваших бывших учениц, – ответила Ванья, твердо решившая, как можно дольше не рассказывать, в чем собственно состоит их дело. В менее публичных случаях открытость могла бы стать успешной стратегией, но здесь существовал слишком большой риск утечек, а ей пока не хотелось, чтобы Оливию Йонсон официально связали с «Убийствами в застеколье», особенно, поскольку им предстояло беседовать с другими людьми на том же рабочем месте.
