– Что будем делать? – поинтересовалась Урсула.
– Переговорим с Вебером, – ответил Торкель тоном, давшим Урсуле понять, что этот разговор журналист забудет не скоро.
– Дай мне пять минут.
Торкель ушел в ванную. Урсула осталась ждать в прихожей. Села на маленький белый стул возле двери. Здесь она сидела в тот раз, когда впервые решила нарушить одно из их правил: дома – никогда.
Возможно, именно здесь и тогда у него зародилась мысль о чем-то большем. Что они смогут нарушить следующее правило тоже: никаких планов на будущее.
Урсула задумалась, не напомнить ли ему о том разе, показать, что она все помнит, возможно, сказать, что она скучает по их общению, что после ранения она готова к переменам в своей жизни. Ситуация подходящая. Он слишком возмущен статьей, чтобы захотеть остаться дома и поговорить об этом или заняться сексом, но если он узнает, что она чувствует, они смогут в какой-то момент возобновить свои, если их можно так назвать, отношения.
Она уже собралась встать и подойти поближе к закрытой двери, чтобы не пришлось кричать, но тут увидела их. Женские туфли. Синие лодочки. Каблук средней высоты.
Слегка наморщив лоб, она взглянула на висящую на стене вешалку. Женская куртка. Бежевая, пуговицы большие, карманы с клапанами.
Она осталась сидеть на белом стуле и поймала себя на том, что надеется, что у него просто ночевала одна из дочерей, хотя подсознательно отметила, что куртка и туфли едва ли принадлежат девочке-подростку. Ее мысли прервала открывшаяся дверь спальни, из которой вышла закутанная в одеяло Торкеля женщина. Босая, из-под одеяла торчат голые ноги. Лицо с живыми голубыми глазами обрамляют длинные светлые волосы, взъерошенные – явно после сна, узкая щель на шее открывает выступающие ключицы. Точно из романтической комедии восьмидесятых. Урсула узнала ее. Женщина из бара в Ульрисехамне. Одноклассница. Даже Урсула могла увидеть, как она красива.
– Здравствуйте.
– Здравствуйте… Я Урсула, работаю вместе с Торкелем.
Никакого движения, чтобы встать. Или протянуть руку.
– Лисе-Лотте.
– А-а, здравствуйте.
– Здравствуйте.
Краткое молчание прервал вышедший из ванной Торкель. Увидев Лисе-Лотте в дверях, он расплылся в улыбке. Урсула не могла припомнить, чтобы видела у него когда-либо такую улыбку. Ей потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что он на мгновение выглядит счастливым.
– Я тебя разбудил? – спросил он, подходя к Лисе-Лотте и нежно целуя ее в щеку. – Я не хотел.
– Ничего страшного…
– Это Урсула, мы вместе работаем… – проговорил Торкель, указывая на Урсулу. Та встала со стула.
– Да, она сказала, – вставила Лисе-Лотте.
– Я должен ехать, тут возникло одно дело, – продолжил Торкель и легонько подтолкнул Лисе-Лотте рукой обратно в спальню. – Но ты можешь оставаться здесь сколько угодно, а если потом придумаешь, чем заняться, то увидимся вечером.
– Я справлюсь сама, поезжай.
– Буду готов через две минуты, – сказал Торкель Урсуле, по-прежнему стоявшей в прихожей.
– Я подожду внизу, – ответила Урсула, прежде чем за ними закрылась дверь.
Она не была уверена в том, что он ее услышал.
Прошло не две, а семь минут, прежде чем Торкель открыл дверь парадного и вышел на тротуар. Оглядевшись, он увидел Урсулу, которая стояла возле своей машины, припаркованной во втором ряду чуть дальше по улице. Он быстрым шагом направился к ней, вынимая мобильный телефон. Семнадцать пропущенных сообщений. «Экспрессен» прочла не только Урсула. Торкель переключил телефон на режим со звуком, сунул его в карман и застегнул куртку. Солнце еще не пробралось между домами, и воздух казался холодным.
– Мы можем поехать на твоей машине? Я думал оставить свою на случай, если она сегодня понадобится Лисе-Лотте, – подойдя, сказал Торкель.
– Конечно.
Урсула села на водительское место, а Торкель, оббежав машину спереди, запрыгнул рядом.
– Как давно она здесь? – поинтересовалась Урсула, как она надеялась, нейтрально-непринужденным тоном.
– Приехала вчера вечером.
– Вот оно что.
Урсула завела машину, быстро взглянула в зеркало заднего вида и тронулась с места.
– Как мы туда поедем?
– Поверни вон там направо и потом опять направо, тогда ты выедешь на мост Вестербрун.
– Черт побери, в этих кварталах всюду одностороннее движение.
– Направо и направо можно.
Урсула включила навигатор и свернула на небольшую улицу.
– А сколько она пробудет здесь?
– Лисе-Лотте?
– Да.
– Не знаю, у нее отпуск, поэтому… Я не знаю.
Торкель покосился на нее. Не знай он ее так хорошо, он готов был бы поклясться, что услышал в ее голосе нотки ревности. Но ведь не может же она… В квартире эта мысль даже не пришла ему в голову, но лучше спросить, прояснить ситуацию, чтобы между ними не осталось ничего невысказанного, что могло бы разрастаться и вредить.
– Тебе это показалось неприятным?
– Что показалось неприятным? – спросила Урсула, не отрывая взгляда от дороги.
– Лисе-Лотте. Я имею в виду, что у нас с тобой было то, что было…
Торкель повернулся к ней. Она не ответила, только повернула направо и увеличила скорость.
– Я думал, что ты ясно дала понять, что не хочешь продолжения или даже к этому возвращаться, – продолжил он.
– Верно.
– Значит, все нормально? Между нами?
– Да.
Прямой ответ. Не оставляющий особых возможностей для толкования, но не был ли он немного сдержанным, короче, чем того требует это короткое слово? Может, ему просто померещилось? Урсула чаще всего отличается в разговоре прямотой, обычно нет необходимости гадать, что она думает.
– Точно? – уточнил он, чтобы дать ей шанс рассказать о своих чувствах, если она действительно что-то почувствовала при появлении Лисе-Лотте.
– Совершенно точно.
У него вновь возникло ощущение, что она думает не совсем то, что сказала, но дальше давить на нее нельзя. Не хочет рассказывать, значит, не хочет.
Или ему просто померещилось нечто большее. Он перемудрил. Возможно, она совершенно равнодушна к тому, что он встретил другую.
Машина въехала на мост. С левой стороны стал виден небоскреб «Дагенс Нюхетер». Они поехали дальше молча. Торкель снова развернул газету и прочел статью Вебера более внимательно. Он общался с убийцей. Возможно, встречался, но не позвонил. Торкель хорошо знал, как функционируют СМИ и насколько им важно продавать номера в розницу и привлекать пользователей Интернета, но думал, что Вебер все-таки принадлежит к старой школе. Что у них имеются отношения, которые кое-что значат, и исходил из взаимного уважения к работе друг друга. Очевидно, дело обстоит иначе, это глупо, но тут ничего не поделаешь. Торкель чувствовал себя преданным.
