Как будто хлопок в ушах, как будто время откатилось назад или неожиданно я перенеслась в другую реальность!
Кухня была полна девушек в похожих на моё платьях и в грязных белых передниках. На волосах чепцы, руки красные от горячей воды или мыла. Захлопотанные, служанки бегали с подносами, а некоторые занимались готовкой. Ко мне, переваливаясь с бока на бок, поспешила женщина в возрасте — с морщинистым обветренным лицом и платком, повязанным вокруг головы вместо чепца. Зачастила:
— Что ж с утра не явилась? Как звать тебя?
— Ксения, — растерянно ответила я. С утра? С утра я в тюрьме сидела. За бродяжничество.
— Гзеня, что за имя такое чудное… А я Мелла буду. Вещички-то где твои?
Она с любопытством разглядывала меня с ног до головы пару секунд, а потом махнула рукой:
— А, потом подберём! Опять сиротку прислали, собственность короны… Ну? Что стоишь? Ромбушки нечищены, вот ими и займёшься.
Я наморщила лоб. Ромбушки? Это что за звери такие? И что вообще происходит? Может, они меня с кем-то спутали?
А-а-а, я поняла! Это должно быть второе испытание! Хитро придумали… Смотрят, как невесты поведут себя в разных обстоятельствах. Ну ладно, мне не в тягость и ромбушки почистить, и суп сварить, меня мама всему учила.
На меня никто не обращал внимания, но это только казалось. Краем глаза я заметила и взгляды девиц, и смешки услышала, и перешёптывания. Мелла провела меня в угол у очага и ткнула пальцем в огромную корзину, полную клубней. Картошка? Репа? Гибрид? Непонятно. И как её чистить? Скоблить или шкурку срезать?
— Умеешь? — подозрительно спросила Мелла, и я, поколебавшись, помотала головой. Женщина тяжко вздохнула, выражая этим всю свою скорбь от молодого поколения, которое нифига не умеет, но взяла воткнутый в ромбушку коротенький, чуть изогнутый ножик и принялась резво соскабливать тонкую кожицу. Запахло сладким и нежно-пряным. Кожура полетела прямо на пол, а Мелла бросила очищенный клубень в чан с водой. Вручила мне нож:
— Работай. О, погоди, у тебя даже передника нет? Сейчас найду тебе старенький, потом сама купишь.
— Мне и жалование дадут? — удивилась я. Это что, не испытание? Тогда я попала. Хотя, чего я волнуюсь-то? Ведь хотела же свалить в лес от этих смотрин! А тут лучше, чем в лесу. Тепло, при еде, опять же денежки заработаю…
— Дадут, как только пользу начнёшь приносить, — проворчала Мелла, швыряя мне заляпанный фартук. Расправив его, я заметила потёртости и дырки. До меня его хорошенько заносили, ага. Надо бы достать нитки и иголку, зашить. Потом. Сначала ромбушки.
Первый десяток я очистила легко. На втором пальцы начали уставать. На половине корзины я мысленно взвыла. Но надо было держать лицо перед кухонной челядью, которая работала споро и ловко. Некоторые ещё и хихикали, глядя на меня. Ничего! Ещё посмотрим, кто кого. На такой большой кухне нет ни одной машинки, всё руками, всё! Конечно, рук-то много, и заменить можно легко. Картофелечистку бы сюда… Я бы эту корзину в десять минут освободила от кожуры. Но, к сожалению, электричество тут не изобрели. И я не изобрету. А вот ручную шкуркочистку — вполне. Надеюсь, тут знают принцип работы шестерёнок и зубчатой передачи?
Когда я бросила в воду последнюю очищенную ромбушку, пальцы уже были деревянными. Мелла пришлёпала ко мне, поцокала языком и покачала головой, помешав рукой клубни, фыркнула:
— Вот тут и тут плохо очистила! А ну доделай! Для королевского дворца готовим, не для крестьянской избы!
— Да разварится и видно не будет, — пробормотала я, но Мелла вдруг отвесила мне лёгкий подзатыльник и сказала, игнорируя мой вскрик:
— А ну! Поживей! Кто тебя только учил?
— Когда папа Карло, а когда никто, — бросила я с вызовом, глядя ей в глаза. Мелла нахмурилась, вздохнула:
— Эх, девка, жалко мне тебя… Пока обтешешься, шишек заработаешь. Глаза опусти-ка да дочисть. Уж пора супец ставить, а у нас конь не валялся!
А потом наклонилась ко мне и прошипела на ухо:
— Ты мне других не баламуть! Будешь слушаться — высоко подымешься, а если заерепенишься — быстро вылетишь отсюда, и путь тебе один! В заведение!
Страшно, аж жуть… Да отправьте меня уже в это заведение! Хоть посмотрю на него! Но в одном она права — ерепениться пока вредно. Надо нос пониже, а спинку попрямее сделать. Не унижаться, но и не выступать. Поэтому я послушно выловила несколько ромбушек и сняла последние кусочки кожуры. Мелла подхватила чан и кивнула:
— Теперь поди помоги нарезать фирань к супцу.
Фирань… Знать бы, как она выглядит. Я поднялась, уперлась ладонями в спину и попыталась прогнуться назад, чтобы размяться. Пальцы дёрнуло током. Ух болят!
Сжала кулаки несколько раз, приговаривая:
— Мы писали, мы писали, наши пальчики устали.
А потом направилась к единственному столу, где девушка с кудряшками из-под чепца сосредоточенно строгала длинные зелёные стебли. На порей похоже. Фирань, блин! Говорили бы, как нормальные люди, — порей и точка.
— Привет, — сказала я девушке. — Помочь?
— Ты не спрашивай, ты нож бери, — хихикнула она, подвигая мне часть стеблей. — Я Арика, а ты?
— Ксения.
— Тэ, что за имя такое? Откуда ты?
Я взяла нож и, подглядев, как она делает, принялась резать фирань прямо на столешнице, уже носившей следы лезвия. Ответила между делом:
— Издалека. А ты давно тут?
— Так три года уж! Четырнадцать мне было годков, когда меня отец продал дворцу.
— Ты тоже собственность короны? — фыркнула я, но Арика серьёзно ответила:
— Я принадлежу господину главному королевскому кухарю. Ты тоже?
Я пожала плечами. Арика додумала за меня и озвучила:
— Не, ты же собственность короны! Значит, как Мелла. Вам лучше!
— Чем же это лучше? — заинтересовалась я. Все эти подробности начали меня увлекать по-настоящему. Арика наморщила лоб и сказала:
— Ну, взять хотя бы жалование. Из моего часть идёт короне, а часть господину главному кухарю. А вот если тебе платить будут, вычитать следует только часть короне.
— О как…
Интересно, сколько по деньгам получится? Надо будет потом спросить, какую сумму Арике дают на руки. Потом.
А пока надо смотреть, что делаю, потому что нож легонько скользнул по пальцу, оцарапав. Я сунула палец в рот и осмотрела лезвие. Хорошо, что не наточен, а то отсекла бы к фигам. Кстати, почему тут не точат ножи? Я поискала взглядом брусок или мусат, но ничего не нашла. Решительно отобрав нож у Арики, принялась привычно водить лезвием по тупой стороне. Папа так всегда делал на даче, на рыбалке.
— Что это ты… — удивилась девушка, а я попробовала нож на кончике пальца и улыбнулась. Затем принялась править второй. Вернула его Арике и уже без усилия порезала оставшийся пучок фирани.
