— Не кусаются, — сказал Олег внезапно. — Я все понял! Не
нужно только оказываться на том месте, куда обезьяна сигает.
— А как узнаешь, что взбредет в голову поганой обезьяне?
— Когда прыгает, можно рассчитать, куда брякнется.
Мрак покрутил головой. Он еще кое-как может рассчитать,
успеет, но эти двое?
— Попробуем, — сказал он наконец. — Попробуем.
Они заснули прямо на болоте, едва упала тьма. Мрак не спал,
а когда кроме болотных волков из темноты полезла нечисть, разбудил Олега.
На рассвете Таргитай и Лиска увидели кольцо окровавленных
трупов волков и странных зверей вроде рысей. Болотные кочки на полверсты были
втоптаны неведомой силой. Блестела слизь, будто всю ночь вокруг костра ползали
гигантские слизняки.
Мрак кивнул:
— Вовремя наш волхв… Еще чуть — задавило бы, а у меня было
бы меньше мороки.
Черная башня теперь закрывала полнеба. Таргитай наконец
сообразил, что за неумолчный треск мешал спать: основание башни вспахивало
толстый слой земли, двигаясь по коренным породам — несокрушимым, литым. Деревца
и слой зеленой земли, грязи и болотных растений смешивались в единый вал, все
подминалось, частью раздвигалось в стороны.
— Ну и место выбрал, — сказал Таргитай уважительно. —
Тютелька в тютельку.
Мрак смолчал, лишь приосанился. Олег не стал напоминать, что
застряли здесь потому, что дальше в темноте идти не могли, быстро собрался,
взял Лиску за руку. Мрак больно толкнул Таргитая под ребра:
— Не спи. Сейчас — на коне или под конем!
Каменная гора надвигалась — неумолимая как смерть. Земля с
треском вспарывалась, оглушительно хрустели перетираемые камни. Олег успел
подумать, что магу приходится время от времени строить новую башню или же
надстраивать поверхи: низ истирается под такой тяжестью!
Когда до надвигающейся стены осталось саженей двадцать, Мрак
с разбегу запрыгнул на земляной вал, что заворачивался как стружка, подпрыгнул
и, прежде чем сорваться к подножию, всадил пальцы в щель между плитами. По
ногам чиркали ветки, хлестнул камешек. Он передвинулся влево, подцепил за
шиворот прыгнувшего Олега. Вдвоем поймали Таргитая, тут же Олег цапнул тонкие
пальцы Лиски, едва не выкрутил руку — ее уже затаскивало вниз, корягой
полоснуло по ноге, сорвало сапожок.
Таргитай вжался в щель почти весь, опасливо щупал распухший
от удара нос. Мрак зло скалил зубы: рана мужчине не порок, мужчин шрамы только
украшают, а дудошник, который заботится о личике аки красна девица, скоро
супротив воли будет выглядеть мужчиной!
— Куды теперь? — спросил Таргитай жалобно.
— Куды-куды, — передразнил Мрак. — На кудыкину гору! Вверх,
аки драные коты.
— Хотя бы как медведи, — сказал Олег опасливо. — Вон
сколько… Нам до верха полжизни лезть. Борода до пупа, а то и ниже отрастет.
— Ты, когда птичьи гнезда грабил, до самого верха лазил?
— Ну-у, здесь вершинка вряд ли сломится.
Мрак подтянул пояс туже, подпрыгнул к крохотному уступцу.
Таргитай оглянулся на прощанье: кони на зеленой траве уже казались игрушечными,
в стороне осталась перепаханная и проутюженная земля. Ни кустика, ни травинки,
ни камешка — гладкая, как жертвенный камень!
Олег вытащил из мешка веревку, обвязал Таргитая и Лиску,
крикнул вдогонку Мраку:
— Привяжи к поясу! Один сорвется — вместе удержим.
— Или грохнемся все, — откликнулся Мрак без охотки. — Лады,
улитки…
Таргитай полз и полз по отвесной стене, чувствуя себя не то
мухой, не то поганой ящерицей. Под ложечкой засосало, ощутил тянущую пустоту.
Понял, что карабкается уже полдня, смутно удивился своей возросшей силе.
Веревка иногда нетерпеливо дергала: Мрак торопил. Он все еще оставался могучим
Мраком, хотя Таргитай все чаще слышал сиплое дыхание оборотня. Когда Мрак
обернулся, Таргитай изумился красному измученному лицу.
— Мрак, — позвал Таргитай, — поесть бы…
Мрак тяжело хрипел, наконец бросил, не оборачиваясь:
— Опять? Ты же вчера ел!
— Да я не для себя, — запротестовал Таргитай. — Ты отдохнул
бы, пока бы я питался…
Мрак рыкнул, почти побежал вверх, веревка едва не удавила
Таргитая. Чертов оборотень, откуда только силы берутся?
На уровне ступней Таргитая, но в стороне, чтобы подающий
дудошник не сбил, карабкался Олег. Лиска ползла молча: с ее весом проще, но
иногда веревка Таргитая натягивалась, он с облегчением останавливался, понимая,
что бедный Олег, сам измученный, сейчас подтаскивает, как паука на ниточке,
сорвавшуюся амазонку.
Лишь однажды Таргитай, забывшись или расхрабрившись,
поглядел вниз. Руки и ноги стали ватными, пальцы начали разжиматься. Он влип в
камень, зажмурился до боли в глазах. Почти сразу, как ему показалось, веревка
дернула вверх, раздраженный голос прогремел:
— Опять спит! Как конь — стоя. То ест, то гадит, то спит.
Олег, садани его шилом в задницу.
Таргитай заставил мертвое тело сдвинуться. Непослушные
пальцы перехватили выше, ступня с трудом поднялась, но тело все еще было
заморожено страхом: пока долетишь до камней у подножия — изотрешься о воздух!
Олег наконец обогнал, он карабкался как во сне: тупо глядя
остановившимися глазами в проплывающую перед носом стену, которую задевал щекой,
переставлял руки-ноги, словно вела некая сила, а он сам пребывал в
размышлениях.
Как сквозь стену услышал сверху:
— Нажмите, улитки. Уже видать уступчик, скоро влезем унутрь.
А еще через вечность Олег, как сквозь кровавый туман, увидел
хмурое лицо Мрака. Тот вгляделся озабоченно, присвистнул:
— Во прешь, как медведь за медом!.. Будто всю жизнь в дупле
жил. И Тарх лазает как обезьян. Одни мы с Лиской бедные. Я — лесной, она —
песчаная. Лады, я полезу первым, а вы следом, но чтоб аки соколы!
— Дай перевести дух, — взмолился Олег хриплым шепотом. —
Все-таки мы те соколы, что дерево клюют.
Он все еще висел на отвесной стене подобно отважной мухе.
Таргитай полз с отсутствующим лицом, глаза смотрели сквозь стену. Губы
шевелились.
Мрак подтянулся, заглянул через решетку вовнутрь. Олег
рискнул бросить боязливый взгляд вниз. Земля была так далеко, что кони
выглядели муравьями. Не самыми мелкими, правда, а так, средними.
Чувствуя, как деревенеют пальцы, он поспешно перевалился за
Мраком, упал на каменные плиты — замечательные, плоские, за которые можно не
хвататься окровавленными пальцами. Мрак, как огромный еж, перекатился через
голову. Рядом была дверь — массивная, обитая полосами начищенной меди. Стены —
из толстого камня, в три забранные решетками окна заглядывают близкие облака,
воздух был свежий, резкий.
