— Я бы рад последним, — пробормотал Олег, — да разве
удержишься?
Его втащили в комнату, большую и с камином, где полыхали
обломки саксаула. Олег сразу заметил ложе на резных ножках, гору мягких шкур,
расшитые подушечки — большие и малые. Перед ложем на низком столике лежали
виноградные гроздья, диковинные фрукты, стоял кувшин.
Стражи приковали пленника не к ложу, а к стене, оттуда
торчало толстое кольцо. Олега пригнули, на шею надели две толстые пластины из
бронзы. Он ощутил жар, тяжелые удары едва не вывернули шею. Кожу прижгло, над ухом
довольный голос произнес:
— Готово. Мы не сделали больно, воин. А дальше… гм… как
знаешь.
Наковальню вытащили, Олег обнаружил себя прикованным к
стене, но массивная цепь позволяла отходить на три шага. До ложа не дотягивался
всего на шаг. Как и до столика с фруктами.
Шаги затихли, он остался один. Без сил опустился, от
прогретого камня шло живое тепло. Олег дышал глубоко, ровно, прочищал мысли. В
битве с грифонами пользовался магией, но Лиска и Агимас пока что не
догадываются, что он сегодня может больше, чем вчера. Правда, может только
против тех, кто магией не владеет. Перед Агимасом нельзя себя выказывать, тот
сильнее, сомнет. Ненависть и жажда мести способны, оказывается, сделать из
человека мага быстрее, чем желание очистить мир от Зла. Гольш верно говорил,
что личные мотивы всегда мощнее, чем общелюдские.
Застучали сапожки, женщина спешила насладиться мщением. То,
что он не надругался над нею, ничего не меняет: таракану ясно, он сделал хуже —
надругался вволю над ее честью.
С открытыми до плеч руками, тонкая и гибкая как лоза, она
быстро прошла к ложу, косясь желтым хищным глазом на пленника, села. Спина ее
надменно выпрямилась, огненно-красные волосы стояли дыбом, обрамляя веснушчатое
лицо со вздернутым носиком. Пухлые губы были плотно сжаты.
Олег громко и с завыванием зевнул, шумно поскреб грудь.
Присмотрелся к ногтям, присвистнул удивленно, звучно щелкнул. Для этого
пришлось лишь зацепить краями ногтей, но звук получился такой, словно раздавил
вошь размером с майского жука.
Женщина возлегла было, но тут же подскочила как ужаленная.
Глаза метали молнии, щечки побледнели.
— Раб!.. Ты должен молить о быстрой смерти, а не…
— Молю, — сказал Олег вяло. — Хоть убей, хоть насади на кол,
хоть кожу с живого, только не тащи в постель. Я служитель культа, мне нельзя.
Румянец вернулся на ее щеки, в глазах загорелось подозрение.
Сказала ядовито:
— Размечтался!
— А что? Я давал обет…
— Так я тебе и поверила. Наверняка всех девок обесчестил в
киммерийском… так его назвал Агимас?.. царстве.
Олег возвел глаза к своду, пошевелил губами, подвигал кожей
на лбу, наконец ответил с неуверенностью в голосе:
— Не. Не усех.
Дверь отворилась, угрюмый страж явился с подносом. Олег
понял ноздрями: в середке ножками кверху жареные птички, на краю ломоть мяса.
Воин молча оставил поднос на столике, удалился. Щелкнул засов.
Олег понимающе наклонил голову.
— Все-таки накормишь, а снасильничаешь потом?
Она выпрыгнула, как дикий зверек, в кулаке блеснул
кинжальчик. Люто прошипела:
— Еще одно такое слово — вырву язык!
Ее глаза сузились, как щелки, рука дрожала, а костяшки
пальцев побелели. В молчании вернулась, возлегла, судорожно схватила самое
румяное яблоко. Олег наблюдал, как грызла, сок брызгал, она не замечала.
Раздраженно швырнула в него огрызком, цапнула другое, отшвырнула. В руке
появился хлыст, она снова спрыгнула с ложа.
— Встань на колени, раб.
Олег не двигался, молчал, смотрел в ее желтые глаза. Губы ее
задергались, внезапно коротко взмахнула плетью. Олег зажмурился, охраняя глаза.
Спину ожгло как огнем, он сцепил зубы. Как это маги могут не чувствовать боли,
ежели возжелают?
Он открыл глаза. Женщина стояла над ним, закусив губу. Глаза
ее были жестокие, дикие. Олег отвел глаза, ощутил страх. Зверь, он уже встречал
таких в Лесу, среди Степей, даже в Горах.
— На колени, раб!
Новый удар опалил жестче, а следующий пришелся на рану. Олег
дернулся, наклонил голову. Плеть рассекла кожу, кровь капала на пол. Воздух
свистел, тело обжигало болью.
Внезапно что-то ударило ему под колени. Он рухнул, как
подрубленный дуб. Удары прекратились. Он открыл глаза, сбросил капли крови, что
затекали из рассеченной брови.
Женщина стояла над ним — яростная, злая, белая как мел. Рука
с плетью дрожала, желтые глаза, ранее узкие как щелочки, распахнулись во всю
ширь.
— На колени, раб!
Голос ее был хриплый, странно изменившийся. Олег вслушался,
перевернулся на бок, скривился. Ее сапожки были на уровне его лица. Он медленно
поднялся на колени, на мгновение задержался, переводя дух, услышал ее вздох
облегчения, так же медленно встал во весь рост.
Она отступила на шаг. Олег возвышался на голову. Ее
украшенный бляшками пояс он мог бы надеть на бицепсы. Она невольно отступила,
не в страхе — это было написано на ее лице, — а чтобы посмотреть ему в лицо.
Все равно приходилось задирать голову и едва не подпрыгивать.
— Так-то лучше, раб!
Он ощутил неуверенность в голосе, смолчал. Женщина надменно
возлегла, хлыст переложила в левую руку. Острые зубки снова вонзились в яблоко.
Она часто отводила взгляд, словно брезговала видеть его обезображенное ударом
хлыста лицо, но тут же снова поднимала глаза, не в силах оторваться от странных
зеленых глаз, явно колдовских, потому что нет на свете людей с зеленоватыми
глазами, она это твердо знала.
— Ответствуй мне, раб. Откуда и зачем вы явились?
Олег молчал, со злым сочувствием рассматривал ее такую
маленькую, худую. В детстве, видать, кормили плохо. Может быть, даже болит у
нее что-нибудь. У баб всегда болит то одно, то другое. А раз в месяц они
особенно злые. Видать, он попал как раз в такой день.
— Ну?
Голос ее был угрожающим. Олег вздохнул так, что едва не
сдвинул ее ложе, сказал вялым, сиплым голосом:
— В Лесу родился, пням молился… Потом вышел в Степь, это
такое голое место, что впрямь стыдно — одна трава, побывал в Горах, теперь
примчался в Пески. А спешил для того, чтобы ты изломала о меня хлыст и поимела
до жуткой насильственной смерти.
Она отшвырнула яблоко. Глаза снова стали дикими, как у
разъяренного зверя.
— Тебе мало? Я попортила тебе кожу, но кроме плети у меня
есть и меч.
— Где? — спросил Олег тупо.
