За спиной шуршало, послышался дробный топот, словно пробежал
маленький конь. Донеслось чавканье: домовой шумно хлебает молоко, суетливо
двигает глиняную миску.
Мрак осторожно спустился с крыльца. Небо за ночь очистилось,
кое-где еще плывут тучки, затмевают звезды. Луна — солнце мертвецов и
вурдалаков — подсвечивает края туч злым, неживым светом. Пронеслась хвостатая
звезда, чья-то жизнь оборвалась, а следом кинулось подхватить на лету нечто
крупное с развевающимися волосами. Мрак успел разглядеть женскую фигуру —
нагую, блестящую, смазанную жиром. Распущенные волосы трепались на ветру,
что-то показалось знакомым, но в ночи все кошки серы, только и понял, что женщина
мала ростом, не больше трех пудов весом, вряд ли хрупкая метла с такой
легкостью потащит над крышами хат, сараев.
Дурость, подумал он хмуро. Проще перекинуться совой, ежели
такая умелая ведунья, а с метлы свалиться можно. Да и натрет меж ног так, что неделю
ходить будет враскорячку.
В сарае беспокойно фыркал конь, стучал копытами. Мрак
вслушался. Изнутри доносился монотонный скрипучий голос — визгливый, словно на
сухое горло. Мрак ногой распахнул дверь.
Конь фыркал и пятился, зад уперся в стену. Маленький
кривоногий конюшник спутывал гриву, вплетал репья, колючки. Мрак одним прыжком
оказался рядом, ухватил за длинную черную шерсть, ударил о стену.
— Что творишь, паскуда?
Конюшник страшно оскалил зубы — белые, с острыми клыками,
жутко зашипел. Мрак ударил его головой снова, бревна загудели. Конюшник взвыл,
крупные глаза без зрачков уставились на Мрака с такой злобой, что тот вздрогнул
и пошел гусиной кожей. Осерчав уже на себя, оскалился сам, рявкнул:
— Зашибу!
Получился звериный рык. Ногти переплавились в когти, а
черные волосы превратились в шерсть. Конюшник затрясся, отчаянно молотил по
воздуху всеми четырьмя. Мрак ухватил свободной рукой палку, принялся молотить
по чем попадя.
— Не шкодь, паскуда!.. Не шкодь!
Конюшник верещал, конь всхрапывал и стучал копытами.
Верблюды смотрели равнодушно, наплевательски. Когда измочаленная палка
обломилась, Мрак потянулся за лопатой. Конюшник взвыл громче, взмолился:
— Не губи!.. Я тебя боюсь!
— Не шкодь…
— Не губи!..
— Говори громче, не слышу.
Конюшник закричал:
— Не бей! Покажу то, что никому не показываю!
Мрак с наслаждением огрел мохнатого лопатой.
— Я не любопытный волхв.
— Я не… Ой, больно!.. Ты человек?.. Ой!.. Я покажу коня с
двумя жилами!
Мрак ударил еще пару раз, неторопливее, спросил
подозрительно:
— Что мне с того?
— Ой, не бей!.. Двужильный конь — особенный. Его нельзя
долго держать с другими, он сам по себе… Ой, ты мне все кости переломал!
— И кишки перемешаю, — пообещал Мрак. — Пошто пакостил?
— Зверей двугорбых увидел, я таких еще не зрел. Дай, думаю,
сотворю что-нибудь. Но только колючки успел загнать, а тут конь подвернулся —
привычнее для меня. Горбатых тварей оставил на потом… Ты человек?
— Много знать будешь, — буркнул Мрак, — волхвом станешь. Как
я получу этого двужильного?
Он приподнял еще выше, ударил мохнатого о стену. У того
брызнули красные слюни, заговорил жалобно:
— Я выменяю для тебя! На горбатого.
Мрак удивился:
— Нешто у тебя свое хозяйство?
— Я могу нашептать хозяину. Решит, что сам придумал.
— А для моих друзей?
— Пощади!.. Двужильные кони — редкость. Ни в этом селе, ни в
окрестных нет.
Мрак рявкнул рассерженно:
— Тогда выменяй этих уродов! Найди дурака или помешанного,
кто дал бы коней. Не отыщешь — пеняй на себя! Сегодня я с чего-то добрый, все с
себя отдаю, как видишь, завтра могу быть сердитым. Сам начну шкуры снимать.
Твоя… дай прощупаю… на сапоги мне бы…
На его лице появилось задумчивое выражение. Конюшник взвыл,
засучил лапками, словно плыл по воздуху.
— Найду!.. Найду!.. Сейчас же побегу: я всех коней и коз в
селе знаю. Только бы успеть нашептать…
— Успей, — посоветовал Мрак хищно. — Не нашепчешь — на дне
морском найду! А уж в этом сонном курятнике…
Конюшник упал на пол, уполз, тихо подвывая от ужаса. Задние
лапы волочились, будто человек-волк перебил ему хребет. Мрак смутно пожалел,
вдруг да конячий домовой не успеет на таких лапах обойти спящих, нашептать
коварные советы. Но и отказать себе в удовольствии отлупить злодея ох как
тяжко.
Когда Мрак поднимался на крыльцо, кончики пальцев ныли.
Когти, острые и твердые как металл, нехотя превращались в плоские жалкие ногти.
Ни ухватиться, ни поцарапаться. Мрак сожалеюще вздохнул, густая шерсть
сменилась черными волосами. Кожа отчаянно зудела. Почесываясь, вздрогнул:
крупная кошка выпрыгнула из сеней, зашипела, метнулась с крыльца во тьму. Мрак
успел поддеть ее под брюхо. Она перевернулась в воздухе, брякнулась на залитую
призрачным лунным светом дорожку. Мраку почудилось нечто знакомое в ее желтых
хищных глазах и в том, как зашипела, но кошка уже отступила в темноту.
— Тварь, — сказал он с отвращением. — Честные ведьмы спят, а
подлые чужих коров доят.
Возле плетня, едва различимые с крыльца, лупили друг друга
сарайник и овинник. В густой тени мелькали мохнатые круглые головы, покатые плечи,
доносилось сиплое дыхание. Оба дрались остервенело, но молча — превращать свою
ночь в день с людьми с факелами не хотел ни один, ни другой.
Утром, наскоро позавтракав, все четверо высыпали на крыльцо.
На небо смотрели с недоверием, ждали подвоха. Синее, кое-где кудрявые облачка —
белые, не угольно-черные. Солнце как солнце: не озверевшее от ярости, готовое
сжечь все, что движется и не движется, а почти как в родном Лесу.
Таргитай уже жмурился как кот, двигал лопатками, словно
прямые лучи чесали шелудивую спину. Рука скользнула за пазуху, но Мрак
перехватил, не дал взять дудочку.
— Узнайте у Кармалюка дорогу к Мировому Дереву! А у меня
дело отыскалось.
Оставив изгоев и Лиску с раскрытыми ртами, исчез. Олег
опомнился первым:
— Тарх, готовь коней… ну, горбатых. Я зайду к вуйку. Ежели
не знает, посоветуюсь со здешним волхвом.
Таргитай кисло посмотрел в сторону грязного сарая.
— А почему не сразу к волхву?
Олег бросил высокомерно, став на миг похожим на Лиску:
