— Погоди, — сказал он властно, — надо хозяевам уважение выказать.
Я вон лесину срубил, на сто костров хватит, Олег травы какие-то показал, а ты
хоть котел вычисти!
Подошел величавый старец, весь в бороде, мудрые глаза.
Присел рядом с Мраком, устремил задумчивый взор на несчастного Таргитая. Тот
суетился, усердно чистил котел от нагара, спешил, оглядывался на пляшущих
девок.
— Когда-то боги, — сказал старец неторопливо, глаза его
неотрывно следили за Таргитаем, — видя, как род людской множится, решили отдать
им всю землю, а самим удалиться на небеса. Позвали людей, стали наделять.
Таким, как ты, могучим охотникам отдали леса, землепашцам выделили нивы,
рыбакам отдали реки и озера, морякам — моря и океаны, рудокопам — горы…
Понятно, что купцы поспешили выпросить торговые пути, пастухи — пастбища, девки
— румяна и притирания, старики — завалинку… Все разобрали к обеду, а певец явился
только под вечер.
Мрак засмеялся:
— Такой же растяпа, как наш Таргитайка!
— Да, — согласился старец. — Стал певец просить и себе хоть
что-то, но Род лишь развел руками. Боги могут все, но что уже сделают, не
отменят ни они сами, ни другие боги. А где ты был, спросил Род, а певец в
оправдание: я, мол, пел…
— А теперь пусть попляшет! — засмеялся Мрак.
Олег улыбнулся одними глазами. Похоже, на этот раз был
согласен с Мраком.
— Пусть, — согласился старец мирно. — И тогда Род грустно
развел руками… или крыльями. Дескать, ни осталось на земле, чем мог бы владеть
певец. Но зато ему, единственному, откроются небеса. И когда певец пожелает, он
всегда там желанный гость!
Олег озадаченно молчал, а в хищных глазах Мрака появилось
расчетливое выражение. Где пройдет Тарх, а это все равно, что вести корову с
завязанными глазами, там пройдет и другая корова, ученая. Тем более, если ее
поведет он, Мрак. А с двумя коровами, уже бодливыми, можно взбаламутить мир.
Можно.
Между домами с визгом носилась ребятня. За ними гонялись
волки и чудища с оскаленными пастями, но едва Мрак успевал ухватить секиру, как
детишки уже верхом на волках и чудищах гонялись за таким же визжащим, орущим,
кувыркающимся сбродом. Человеческие рожицы мелькали так же часто, как рыла,
хари, морды, а визг перемешивался с ревом, рычанием, хрюканьем и верещанием.
Мрак сердито ворчал, не любил оставаться в дураках. Наконец
плотно закрыл дверь и опустил тряпку на окне. Им выделили самый просторный дом,
почти все дома и хаты стояли пустые: летом чаще ночевали в дуплах, норах, на
ветвях, многие ухитрялись спать на дне близлежащего болотца.
Олегу походя объяснили, что зимой волки и лесные чудища
порой скребутся у порога, просят погреться. Когда ударят велесовские морозы —
ворона замерзает на лету, — иное зверье тайком от своих приносит детишек,
скулит, дабы люди приютили, согрели малость, не дали сгинуть. Тайком, потому
что другие бьют: мол, из-за них крепкие да здоровые переведутся, ежели спасать
больных и хилых.
Таргитай пришел среди ночи, что Мрака просто ошеломило.
Когда дело касалось девок, дудошник мог не спать и не есть. Олег и Лиска уже
тихо сопели, укрывшись одной шкурой. Он обхватил ее как крупного поросенка, ее
почти не было видно в его объятиях.
— Ну ты, жеребец, — сказал Мрак со злым восхищением. — Там
же одна нечисть осталась! Неужто их тоже?..
— Это вам с Олегом разбираться, — ответил Таргитай. Он шумно
почесал голову, поскреб шею, жутко перекосив рожу. — Для меня они все — люди.
Мне так проще. Почему не спишь? Здесь сторожить не надо.
Мрак покачал головой, не ответил, вернулся на крыльцо.
Таргитай потащился следом, сел рядом на ступеньке. Ночь была светлая, лунная.
Деревья казались еще толще, в нагретом воздухе плавали густые запахи чаги,
смолы. Во тьме вспыхивали желтые огоньки, в дальних кустах шуршало, недовольно
хрюкало.
— Живут же люди!.. — сказал Мрак внезапно. Он неотрывно
смотрел в темень, кожа на скулах натянулась так, что вот-вот порвется. — Гольш
говорил, что счастливой жизни не бывает, бывают только счастливые дни… Он не
знал про эту деревню! Сам видишь, во счастии. А мы? Как вышли, так и мчимся
сломя голову. Ни остановиться, ни оглядеться, ни понять…
Таргитай пытался что-то увидеть, но у оборотня глаза зорче,
Таргитай спросил непонимающе:
— А как же власть злых магов?
Мрак с раздражением пожал плечами:
— Почему мы?.. Землю топчут людишки, которых маги всю жизнь
грабили. И — ничего. Не сопят, не чешутся. А мы только из дремучего Леса, сразу
— спасать сирых да обижаемых! Они сами о себе не хотят заботиться, а нам ради
них класть головы?
— Мрак, но нас учили…
— Все для опчества?.. Но там и для нас все делали. Каждый,
завидя беду или опасность, кидался без раздумий. За нас вся деревня, как и мы —
за всю. А здесь мы за всех, за нас — никто. А что, нам больше всех надо? Нас ихнее
зло вовсе не трогало!
Таргитай спросил горько:
— Не трогало? Тебя в самом деле не трогало?
— Не трогало, — сказал Мрак с еще большим раздражением, —
меня киммеры пальцем не задели! И тебя! И Олега!!!
В наступившей тишине Таргитай сказал негромко, с болью:
— Стрелами — нет, не тронули. Мечами, секирами… Но я только
с виду цел. Они иссекли мое сердце. До сих пор болит! Чую, как истекаю кровью.
Мрак спросил встревоженно:
— Какая-то злая магия?
— Что-то сильнее, — ответил Таргитай с той же мукой.
— Дурень, сильнее магии уже ничего нет. Меня тоже как-то
ранили: до сих пор, когда вижу по ночам Степана, распятого на дверях его же
хаты, сердце щемит. Ежели не уследить — обращусь в волка. Но это сочувствие,
Таргитай! Он чувствует боль, а ты сочувствуешь. У тебя той боли нет. Нам
незачем драться за их боль. Это не наша боль!
— Не наша, — согласился Таргитай убито.
Над их головами в ветвях послышался шорох, серебристый смех.
В темной листве блеснула девичья голая нога, мелькнуло смеющееся личико с
озорными глазами. На невров посыпались спелые орехи — крупные, наполненные
ядреным зерном. В сторонке высунулось другое девичье личико, а когда невры не
сдвинулись, выступило из листвы до пояса, показав крепкую девичью грудь,
длинные светлые волосы. Широко расставленные глаза смеялись. Мавка показала
неврам язык, в кустах раздались смешки, похожие на звон крохотных серебряных
колокольчиков.
— Здесь вирый, — сказал Мрак, вздохнув. — Здесь нас уже
приняли.
— Нас любят, — согласился Таргитай.
Сидели молча, смотрели на резвящихся мавок. Голенькие
девчушки с распущенными волосами начали выскакивать на поляну. Самые отважные
осмеливались пробежать перед страшными неврами на расстоянии вытянутой руки.
