— Излови коней! Олег аки орел пойдет в поднебесье, а нам
как?
Таргитай кинулся ловить: Олег аки орел, хотя пока что на
орла похож мало, Мрак перекинется волком, только ему, неудахе, идти до
посинения, а черные вороны и так уже присматриваются прямо на лету,
уговариваются: кому печень, кому селезенку, а кому и в заднице долбаться…
Когда Олег кое-как напялил одежду — руки тряслись будто кур
крал, — Мрак потребовал уже посуровевшим голосом:
— Рассказывай.
— Что? — спросил Олег несчастным голосом.
Он все еще был бледным, дышал тяжело, выглядел сразу
похудевшим, измученным, словно на нем воду возили. Лиска с готовностью принесла
баклажку, Олег выхватил, струйка воды полилась мимо рта. Мрак смотрел с
брезгливой жалостью.
— Летать, поди, интереснее, чем рыскать серым волком. Можно
погадить на голову, никто не достанет. Только ноги поджимай, за тучи задеваешь,
а нам только дождя не хватало!
Олег вздрогнул, все еще бледный, яростно почесал икры.
Таргитай привел коней. Лиска с готовностью взлетела в седло. Олег же попросил с
бледной улыбкой:
— Я сейчас и на щепку не взлезу, дайте перевести дух… Такого
страху за всю жизнь не видывал. И на сто лет вперед насмотрелся.
— Во храбрый будешь! — обрадовался Мрак. — Прямо Тарх. А чем
тебе в небе не нравится? Крылья без перьев? Или шерсть не такая?
Олег сказал тревожно:
— Мрак, я сам не помню, как взлетел, во что превратился.
Внезапно меня понесло, а когда оказался над землей, уже колотил крыльями, чтобы
не грохнуться мордой о землю. Да и то не очень получилось.
Лиска нехотя слезла, начала собирать хворост. Таргитай
перехватил взгляд Мрака, оборотень не возражает против привала, тоже приволок
пару сушин, развел костер. Олег кое-как доковылял к огню, его передергивало, а
руки все еще тряслись. Амазонка чуть не разрывалась от жалости, укрывала ему
плечи одеялом из шкуры. Олег кутался, лязгал зубами.
Ели забитого Олегом зайца. Олег вздрагивал уже реже,
вымученно растягивал губы. Слабый румянец окрасил щеки, но под темной от солнца
кожей не рассмотреть. Мрак ел, морщился, сказал громко:
— Вот теперя наедимся от пуза… Олег нам в небесах будет бить
уток! Аки орел выглядит издали самых жирных, а потом аки отважный сокол
шарахнет грудью — только перья из дур брызнут… нет, брызнут не перья, а перья
посыпятся, как с него — столько Олег нам их нашарахает!
Таргитай доверчиво подхватил:
— А в самом деле! Олег, ты и селезня влупи, чтобы Мраку
перья на стрелы поярче, а то бегаю-бегаю… Пока все разыщешь…
Олег смотрел с вымученной улыбкой. Лиска поправляла одеяло,
укутывала, с негодованием поднимала голову, где в темнеющем небе реяли тени — каркают,
проклятые, пугают! Без них на небо смотреть страшно.
— Страшно, — сказал он наконец. — Мрак, ты же знаешь… И ты,
Тарх. Только ты, Лиска, не ведаешь, что я, в отличие от своих друзей, отвагой
не блещу. Мне и на ровном месте бывает боязно, а тут вдруг хуже, чем на краю
пропасти! Будто уже падаю…
— А крыла зачем? — спросил Таргитай негодующе.
— Крылья, Тарх, как твоя дудочка — уметь бы пользоваться.
Птица рождается с крыльями, и то не сразу ширяет под облаками.
— Ты был похож больше на летучую мышь. Большую и гадкую.
— Но хищную, — добавил Мрак с насмешливым одобрением. — Как
зайца шарахнул! Прямо в норе, надо же. Орел!
— Который дерево клюет, — добавил Таргитай ехидно. — Олег,
не прикидывайся. Поди, сердце скачет от радости. Мне бы полетать — полжизни бы
отдал!
— Это немного, — сказал Мрак посуровевшим голосом. — Ее нам
осталось совсем ничего. Если Олег не научится летать, если рак не свистнет, а
Таргитай не поумнеет…
Лиска заботливо поправила одеяло — Олега снова трясло.
Обеими руками придержал прыгающую челюсть. Таргитай сказал торопливо:
— Мрак, не будем его мучить! Он боится до свинячьего писка.
Олег искоса бросил испуганный взгляд на Лиску, та опять не
поняла Таргитая — сказано, дурак, — сказал неустойчивым голосом:
— Вообще-то я летал. Хоть и не очень долго.
— Да и унесся не совсем далеко, — добавил Мрак невинным
голосом. — Но все-таки летал! Олег, мы скалим зубы, потому что дохнем от
зависти. Хоть мордой в землю, но — летал! Хоть как пьяная кожаница, но — на
крыльях. Хоть…
— Летал-летал, — прервал Олег торопливо. — Я понимаю, мы
прижаты к стене, хоть тут стен не видно. Кому-то надо наверх, я понимаю. Если
бы можно было Мрака или даже Тарха, хотя он будет дудеть и там…
— Тарх стал бы жаворонком, — сказал Мрак. — А если бы получилось
у меня…
— В волка с крыльями, но во что обернулся я? Ума не приложу.
— Ничо-ничо, — сказал Мрак успокаивающе. — Зато доказал свою
мудрость снова. Без штанов воспарил под облака — стирать не пришлось. Все
наперед предусмотрел. Ты прямо ведун. Глядишь, нарекут под старость Вещим
Олегом. Вот только не дожить нам до старости…
Костер прогорал часто, Лиска суетилась, стаскивала отовсюду
сухие стебли — ее мудрому другу снова стало холодно. Над огнем вспыхивали
искорки: сгорали мошки. Возможно, только-только учились летать.
— Я попробую утром, — пообещал Олег сдавленно. — Надо
учиться.
— Может, ночью? — предположил Мрак. — Таких пташек при свете
дня не видывал. Зато когда наешься на ночь, то в кошмаре… вроде бы как раз тебя
и видывал.
— Давайте спать, завтра день еще труднее. Я на страже.
— Куда уж труднее, — проворчал Таргитай замученно. — Это
только Олегу в радость — летал! И завтра еще полетает. И послезавтра… и
послепосле…
Он повалился навзничь, захрапел. Мрак ухмыльнулся, поставил
секиру между ног. Его глаза без натуги пронизывали сгустившийся воздух. Олег
долго сидел неподвижно, смотрел в пляшущие красные языки. Сухие стебли трещали,
как снег при морозе, сгорали сразу. Амазонка подбрасывала в огонь веточки
редко, берегла.
Когда наконец легли, Мрак долго слышал возню, но огонь уже
прогорел, угольки погасли, видел только двигающиеся тени. Он отвернулся, не
увидел, как одна тень бесшумно поднялась, скользнула в ночь. Немного погодя
вторая, пригибаясь на звездном небе, неслышно двинулась следом.
В полночь Мраку почудились странные звуки. Ночной воздух был
темный и неподвижный, как вода лесного озера, слышно было треск кузнечиков,
сиплый крик дальней ночной птахи. Подрагивала земля, иногда, как бы порывами
ветра, докатывались волны едва уловимого запаха — неприятного, но знакомого.
