А если сбежит, догоню и будь что будет.
Не оставляя времени на размышления, распахиваю заднюю дверцу такси. Кира удивленно моргает, но будто окончательно приняла этот вызов и, слегка улыбнувшись, скользит в салон. Так грациозно и эротично, что каждое малейшее ее движение отдается болезненной пульсацией в паху. Силы небесные, как мне все это пережить?
Мысленно посылаю все на хер и занимаю место рядом с водителем. Честное слово, боюсь садиться рядом с Кирой, потому намеренно лишаю себя шанса быть к ней ближе. Еще успею.
— Куда мы едем? — тревожится Кира, а я поворачиваю голову и улыбаюсь.
— Потерпи, скоро узнаешь. Ничего особенного, просто небольшая прогулка к моему прошлому.
Вряд ли мои слова ее успокоили, но больше Кира не пытается выжать из меня информацию по максимуму. То ли на самом деле доверяет, то ли так измотана хамством Егора, что готова на все.
Называю водителю адрес, он заводит мотор, и ночь за окном рассеивается. Не могу устоять, смотрю и смотрю на Киру, поймав ее отражение в зеркале заднего вида. Она не замечает моих взглядов, напряженно следя за чем-то в окне, комкает в руках бумажную салфетку, а та рассыпается в труху, опадая на колени белым крошевом.
— Где мы? — спрашивает Кира, когда такси растворяется вдали, а мы остаемся только вдвоем.
Вокруг никого, а воздух пахнет так сладко, будто бы изысканный десерт.
— Просто решил тебе показать кое-что. — Достаю ключи из кармана и протягиваю Кире свою руку. — Пойдем со мной, только аккуратно, тут темно.
Кира что-то едва слышно говорит, но вкладывает свою ладошку в мою. И мне хочется сжать ее крепко-крепко, но держу себя в руках — еще будет шанс.
Подсвечиваю своим телефоном наш путь, ступаю осторожно и сворачиваю за угол каменной коробки. Это место очень дорого моему сердцу, в нем хранится так много воспоминаний. И когда думал, куда отвезти Киру, почему-то ничего лучше не придумал.
И пусть тут мало романтики, мне очень хочется, чтобы Кира стала чуть ближе ко мне. Чтобы поняла, чем живу и что для меня важно.
Чтобы почувствовала. Услышала.
— Надо было Наташке сообщить, где, если что, мой хладный труп искать, — замечает Кира, когда я снимаю навесной замок с тяжелой двери.
— Обойдемся без третьих лишних, — усмехаюсь и, войдя первым, дергаю рубильник. Лампы под потолком жужжат, включаясь одна за другой, и вскоре в просторном помещении становится светло.
— Ого. — Кира обводит взглядом комнату, где все еще стоят стеллажи, прилавок, стол со стульями в самом углу.
И все, потому что это давно уже не магазин, но помещение бывшего отцовского гаража дорого мне, как память.
— Когда-то мне было двадцать два года, представляешь? — невесело усмехаюсь, чертя на пыльной столешнице полосы и круги. — Тогда у меня остались две могилы на старом кладбище, родительский дом и десятилетний мальчик, плачущий и зовущий маму. Его в любой момент могла забрать опека, а все, что я умел — ковыряться в моторах. Любой мог разобрать и собрать без посторонней помощи. Вертелся в кругах автомехаников и отлично знал, как не хватает порой нужных запчастей, и их приходится ждать, а это не всех устраивает.
Кира стоит рядом, опираясь спиной на прилавок, и внимательно слушает, ловит каждое мое слово. И это подстегивает, дает надежду, что она наконец-то поймет и перестанет выдумывать себе самую разную херню.
— Это не очень интересная история, много ненужных деталей, но тогда я с помощью друзей открыл свой первый магазин, — обвожу рукой помещение, и такая ностальгия накатывает. — Долго возвращал деньги, но в итоге стал тем кем стал. И все это…
— … ради Егора? — заканчивает мою мысль, а я киваю.
— Да, я не хотел его потерять. Он бы не выжил в детском доме, потому я выгрызал право на опеку и каждый день боялся, что вот случится что-то, и парня заберут. И я никак не смогу помешать. Прости, Кира.
Она удивленно заламывает бровь, а я поясняю:
— Во всем этом много моей вины. Я оказался плохим воспитателем. Не справился, где-то что-то не учел, прости.
Снова молчу, а Кира кладет ладонь мне на плечо, гладит кожу, рождая во мне этой нехитрой лаской самые непристойные желания. Она наверняка ничего в этот жест не вкладывает, но мне так хорошо сейчас. Рядом с ней.
— Ты не виноват, — улыбается, а я качаю головой. — Все люди разные, просто Егор вот такой…
— Мудрая девочка, — улыбаюсь и накрываю ее ладонь своей. Не даю убрать руку, не хочу, чтобы она прекращала касаться меня.
— Я много думал в последние дни, размышлял. И я понял одну простую вещь: Егору давно не десять, мне не двадцать два, и пора уже расслабиться и наконец-то начать получать удовольствие от жизни.
— Думаешь? Ну, так-то ты прав, конечно.
Еще бы я был неправ.
— Я столько лет жил по инерции, скованный всем этим напряжением, ответственностью, гиперопекой. — Подаюсь вправо, ставлю руки по обе стороны от замершей на месте Киры и втягиваю носом аромат ее волос. — Ты мне нравишься, очень нравишься. Вначале я был свиньей, уродом самым настоящим. Честно, мне стыдно. Но я втрескался в тебя, увяз, влип по самые уши и… мне это в кайф, веришь?
Она шумно сглатывает, а глаза такие огромные, словно их нарисовал японский мультипликатор.
— Я не смогу перечеркнуть то, что сделал тебе Егор. Даже если приложу все усилия, не смогу заставить забыть. Но ты нужна мне, я с тобой жить учусь заново. И я знаю, что старый для тебя, знаю. Взрослый мужик, который ничего не понимает ни в романтике, ни в ухаживаниях, ни в комплиментах. Но я пытаюсь, учусь. Помоги мне, пожалуйста.
Мои мысли путаются, а в голове самая настоящая каша. Кажется, я никогда так много не говорил. Но рядом с Кирой мне удивительно легко складывать путанные мысли в слова.
Когда Кира так близко, что от ее тихого дыхания сердце ноет, а хребет скручивается узлами, я вообще мало способен нормально соображать. Во мне горит огонь, от которого я плавлюсь и снова рождаюсь, точно недоделанный феникс. И хочется говорить, говорить в глупой уверенности, что тебя поймут.
И я бы многое хотел еще сказать, но губы сами тянутся к ее губам, чуть приоткрытым, влажным. И сладость их прописана на моей подкорке с первого поцелуя, и я, как наркоман, не умею ей сопротивляться. С каждой минутой мне нужно больше, намного больше, потому спешу урвать еще хоть чуть-чуть.
Кира пару раз моргает, а я замираю в жалких миллиметрах от ее губ. Слегка дую на их уголок, ласкаю взглядом, впитываю каждую черту, каждую эмоцию. Что бы ни случилось, я буду помнить этот момент чертову вечность. К праотцам отправлюсь, а не забуду.
— Я тебе правда нравлюсь? — тихо спрашивает, а в голосе столько удивления, что мне хочется одной рукой сжать горло Егора и выдавить позвонки через уши. — Я же…
