Но я не могу просто стоять на пороге, как бедная родственница, и бездействовать. Шла-то сюда не за этим, значит, и назад поздно поворачивать. И вдруг чувствую в себе силы противостоять. Глупо? Возможно. Зато честно по отношению к самой себе.
— Нам надо поговорить, — выдаю на одном дыхании, очень надеясь, что мой голос звучит твердо. Пусть знает, придурок, что меня так просто не запугать.
Руслан реагирует не сразу: его плечи все так же напряжены, темные волосы на затылке слегка растрепаны, будто он рукой их ерошил, размышляя. Тлеющий огонек на кончике сигареты притягивает мой взгляд, как маленькая звездочка в абсолютно темном небе.
Чтобы хоть как-то разрядить для самой себя обстановку, прохожу к креслу и присаживаюсь, подогнув под себя ноги. И когда кажется, что Руслан так и будет стоять, полностью игнорируя мое присутствие, он все-таки говорит:
— Интересное предложение.
— Обычное, — огрызаюсь, хотя шла сюда не ругаться. Но Руслан так сильно разозлил меня, так обескуражил, что почти не отдаю себе отчета в своих действиях. — Вы назвали меня проституткой.
— Дорогой проституткой, — в голосе усмешка и Руслан все-таки оборачивается в мою сторону.
Почему-то становится неловко, что я вот так вот выставила голые ноги на его обозрение. Сижу, коленками сверкаю, надо же… Натягиваю на них подол, и платье уже не кажется настолько удачным и скромным. Брюки всяко были бы лучшим выбором. И фуфайка, наглухо застегнутая.
А Руслан будто бы специально следит, не мигая, за моими движениями. Мне даже больно немного становится — словно он не взглядом касается моей кожи, а бикфордовым шнуром.
— Я ничем таким не занимаюсь! Вы меня с кем-то перепутали.
— Перепутал? — Он тушит сигарету в красивой хрустальной пепельнице, стоящей на низком стеклянном столике, и делает шаг в мою сторону.
Только один шаг, но у него такие длинные ноги, что расстояние сокращается стремительно. Я сама высокая — всегда была выше ровесников и почти к двадцати годам обогнала всех подружек и некоторых парней. И даже комплексовала из-за этого одно время, но рядом с Русланом кажусь себе такой крошечной. Очень необычное ощущение.
А еще на меня давит его энергетика — какая-то неуютная она у него, тревожная. Он будто бы проверяет границы моего терпения, нащупывает слабые стороны, спрутом забираясь под кожу, хотя ничего особенного и не делает.
— Я не знаю, где вы со мной встречались… может быть, у меня шизофрения и я просто этого не помню, может быть, лунатизмом страдаю, но…
— Ты сама веришь в то, что говоришь? — обрывает мой поток сознания и улыбается одним уголком губ, но в этом нет ни грамма теплоты.
— То есть я должна поверить в то, что проституцией подрабатываю? Вы в своем уме?!
Снова теряю терпение и вскакиваю на ноги. Не могу сидеть и ничего не делать, когда конца и края этому безумию нет.
— Не занимаешься?
— Нет! — кричу, а щеки горят от бурлящей внутри злости.
Я знаю, что права. Знаю. Потому пусть катится со своими идиотскими заявлениями куда подальше.
— Пойдите найдите ту, которой вы деньги за любовь платили. Не я это! Ясно? Не я!
Чувствую, еще чуть-чуть и меня понесет. Впервые в жизни я — я-то! — кричу на взрослого постороннего человека. И впервые готова наговорить таких гадостей, которых потом сама себе не прощу. Но все эти намеки прямые оскорбления вывели из себя. Не собираюсь быть девочкой для битья, не хочу выслушивать гадости. В конце концов, за себя постоять смогу, пусть хоть убивает.
Почему-то вспоминаю, как укусила Руслана за шею, и понимаю, что готова повторить. Нос откушу, довел.
Сжимаю кулаки, впиваясь ногтями в кожу на ладонях. Этой боли недостаточно, и я закусываю губу — до крови, до приглушенного вскрика. А Руслан… он делает еще один шаг — наверняка крошечный по его меркам — и оказывается в недопустимой близости от меня. Я же резко отхожу назад и, не рассчитав траекторию, плюхаюсь в кресло. Руслан наклоняется вперед, опирается руками на подлокотники, отрезая мне пути к отступлению.
Наши лица снова преступно близко друг от друга, и аромат его туалетной воды щекочет ноздри, а я мысленно клацаю челюстью, отхватывая кусок его кожи.
— Хорошо, я все выясню, — шепот в изгиб моей шеи. — И не дай бог ты меня обманула.
7 глава
Руслан
От нее пахнет дикими цветами. Приходится даже зажмуриться, чтобы вот так, на уровне инстинктов и постепенно яснеющего сознания, сравнить.
Виолетта пахла Диором — навязчиво, томно, до вязкой слюны во рту сладко. Хотелось даже отправить ее в ванную, чтобы смыла с себя эту мерзость, но был так пьян и возбужден, что наплевал на дискомфорт. Но Кира…
От Киры идет аромат трогательной невинности. Вот как его описать? Не знаю — я совсем не мастер красивых слов и вычурных выражений. Просто хочется наклониться еще ниже и нюхать. Черт, херня же какая-то
Но одно я понимаю четко: ночь и день — разные. И женщины, встретившиеся мне в эти временные промежутки, тоже. Но, черт…
— Что вы делаете? — удивляется Кира, а я понимаю, что провожу пальцами по спинке ее носа. Останавливаюсь, почти коснувшись верхней губы, будто бы разбуженный ее возмущенным окриком.
— Посиди тихо, — прошу, но больше похоже на приказ, хриплый и отрывистый.
Кира же вжимается телом в спинку кресла, а в глазах ни тени страха. Решимость есть, страха — ни капельки.
— Я не разрешала себя трогать, — заявляет, явно злясь, а я усмехаюсь. Воинственный птенчик. — Руки убери!
— Ты уж определись, как ко мне обращаться. То выкаешь, то тыкаешь.
Кира молчит, а я все-таки отхожу от нее. Честное слово, что-то странное происходит.
— Вы обещали, что все выясните. Я жду.
Она вскакивает на ноги и отходит на безопасное расстояние. Становится в центре комнаты, словно боится, что я снова начну прижимать ее к каким-то поверхностям. Не начну. В любом случае, я что-то слишком часто за этот вечер лапал девушку своего младшего брата. Кем бы она ни была, так не годится.
Но пальцы почему-то все еще помнят, как чудесно ощущалась под ними бархатистая кожа Киры. Блядь, Рус, приди в себя! Похоже, от нехватки обычного сна меня плющит, как обожравшегося валерьянкой кота.
— Чего ты ждешь? — спрашиваю, доставая из кармана телефон. — Прогуляйся, на кухню сходи.
— Нет, — качает головой, и волосы взлетают, на мгновение скрывая ее лицо от меня. — Это меня тоже касается. Потому никуда я не пойду.
Она немного краснеет. Не от смущения, нет. От решимости и нетерпения. И я замираю с этим чертовым телефоном в руках, уже успевший набрать номер Артема. Если я не совсем отупел от этой рабочей гонки и бессонницы, то должен понимать: не ведут себя так люди, которым есть, что скрывать. Не ведут.
