– А теперь – не дури, – предупредил Квиндар, как будто в последний момент я могла что-то учудить.
Но я вовсе не собиралась бежать. Я уже смирилась со своей судьбой. Мой отец мог делать все, что ему заблагорассудится, однако через три месяца я стану взрослым человеком по закону, с теми же правами и обязанностями, что и Адрана. Конечно, три месяца казались ужасно долгим сроком, на протяжении которого Адрана будет брошена на милость Босы Сеннен, но ведь для того, чтобы найти ее снова, в любом случае требовалось время, и небольшая задержка не обязательно повредит. Это даст мне время немного замести следы и убедиться, что у меня действительно есть план, который не пропускает дыхаль. Мне следовало быть хитрой и находчивой – и иногда нужно позволить людям думать, что они победили, хотя на самом деле это не так.
Катер доставил нас к одному из стыковочных выступов комплекса Хадрамо. Документы Квиндара подверглись более тщательному изучению. Однако на каждый вопрос он отвечал с самодовольной ухмылкой, и вскоре мы уже были в лифте, который быстро доставил нас на поверхность Мазариля. Гравитация увеличивалась по мере приближения к почве. Мои кости и мышцы начали протестовать.
Наступила ночь, и порт был не слишком оживлен. Квиндар отвел меня в отдельную комнату, обшитую деревянными панелями, без окон, и там был мой отец, а также два представителя юридической фирмы, которая организовала мое возвращение.
– Отличная работа, Видин, – сказал один из представителей. – Мистер Несс выражает вам свою благодарность.
– Еще бы, – сказал Квиндар, приподнимая шляпу, чтобы показать свой лысый череп. – Старый Видин с удовольствием устроил это самое гармоничное из воссоединений.
Я повернулась, чтобы посмотреть на отца. Он выглядел меньше ростом и более хрупким, чем я помнила, и это стало настоящим шоком. Юристы расположились по обе стороны от него, словно подпорки для стоящих вертикально книг, как будто думали, что он может рухнуть в любой момент.
На какое-то долгое мгновение показалось, что он сомневается в том, что я и впрямь его дочь. В космосе я стала худой и жилистой, поменяла прическу, и это все помимо светлячка… Такое кого угодно изменит.
Но это было еще не все. Я знала, что в моих глазах появилась жесткость, словно кто-то вживил в них сталь.
Отец подошел и поцеловал меня в щеку, взял мою руку в свою, погладил пальцы:
– Теперь все будет хорошо, Фура. Твое испытание закончилось. Все уже позади. И сейчас ты мне дороже, чем когда-либо.
– Я так рада, что вернулась, – сказала я. – То, что там произошло, было ужасно. Я имею в виду: то, что случилось с нами, было ужасно. Я никогда туда не вернусь. Я больше никогда не хочу видеть ни космоса, ни кораблей – ничего, что напоминало бы мне о том ужасном времени.
Это заявление вызвало кашель у одного из представителей.
– Возможно, – сказал он высоким дрожащим голосом, – сейчас не самый неподходящий момент для упоминания о конфиденциальности…
– Вся эта история, – сказал другой представитель более глубоким и авторитетным тоном, – была ужасным пятном на славной репутации твоего отца. В этом нет твоей вины, Арафура. Тебя ввели в заблуждение. Ты не несла ответственности за свои собственные действия.
– Конечно нет, – согласилась я.
– Но теперь, когда случившееся… случилось, – продолжил первый все тем же высоким голосом, – теперь, когда мы имеем дело, так сказать, с результатом… нет нужды и дальше пятнать имя… доброе имя…
– Мой коллега имеет в виду, – подхватил второй, – что при посредничестве добрых друзей в журналистских и репортерских кругах… мы можем сделать так, что недавние неприятности окутает благотворный мрак. Нет необходимости в том, чтобы общество узнало о твоей связи с капитаном Ракамором… и уж тем более о том прискорбном происшествии, которое случилось с его кораблем.
– И не должно быть никаких упоминаний, – вставил первый, – о любых других… лицах, которые могли извлечь выгоду из инцидента. У вас с сестрой… – он замолчал, ломая руки в поисках нужного слова, – развился редкий недуг.
– Недуг, – повторила я.
– Болезнь, серьезное заболевание, – подтвердил второй, – которое потребовало длительного периода уединения. Постельный режим, регулярные визиты врача, полная изоляция. Это была затяжная болезнь, врожденное ослабление сердца, и очень печально, что твоя сестра в конце концов скончалась.
– О, – тихо сказала я, кивая, как будто была впечатлена этим мастерски придуманным обманом и готова проглотить его как правду.
– Она морочит вам голову, – сказал Видин Квиндар. – Я знаю эту девчонку, и она из кожи вон лезет. Космос – именно то место, где она хочет быть. Если у вас есть хоть капля здравого смысла, вы поставите замок на ее дверь и прикуете ее к кровати на ближайшие три месяца.
– Как вы можете такое говорить? – спросила я, ахнув от его нахальства. – После всего, что мне пришлось пережить. У меня от вас голова идет кругом, мистер Квиндар. Кажется, я сейчас упаду в обморок.
– Это светлячок, – доверительно сообщил первый представитель моему отцу. – Он явно закрепился. Может, стоит воспользоваться услугами доктора, ради ее отдыха и благополучия?
– Наверное, – сказал отец.
Первый представитель прошел в дальний конец комнаты и деликатно постучал по одной из деревянных панелей. Она открылась, оказавшись хитро замаскированной дверцей без ручки. Человек с лунообразным лицом, похожий на перечницу, склонился, чтобы пройти под низкой притолокой. В руках у него была маленькая черная сумка.
– Доктор Морсенькс, – сказал отец. – Я надеялся не беспокоить вас, но боюсь, что вы нам все-таки понадобитесь.
– Никакого беспокойства, мистер Несс, – ответил Морсенькс, наклоняясь и со скрипом открывая свою сумку. – В конце концов, это к лучшему. Что сейчас нужно этой девушке, так это восстановление сил, и побольше. Немного отдыха, и она будет в полном порядке. И мы скоро избавимся от досадного паразита. – Доктор держал в пухлой руке маленький пузырек с пробкой. Он открыл его и выплеснул содержимое на белый тампон, похожий на миниатюрную подушку.
Я подумала о том, чтобы оказать ему сопротивление, и это было трудно не сделать, особенно учитывая дополнительную обиду за выданный им браслет, который все еще тяготил мою руку. Но мне хотелось продолжать делать вид, что я хорошая девочка, радуюсь возвращению домой и что в моей голове нет ни одной плохой или опасной мысли. Приближаясь, доктор обезоруживающе улыбнулся. А потом оказался совсем рядом и мягко, но твердо прижал подушечку к моему носу и рту; все это время его большие добрые глаза смотрели на меня с похожей на луну физиономии, как будто теперь все должно было пойти на лад. Не хотела дышать, но в конце концов у меня не осталось выхода.
И я потеряла сознание.
Они поставили фотографию Адраны на полку в ногах моей кровати, чтобы она была первым, что я увижу, когда проснусь. Я узнала платье, которое было на ней, узнала ее прическу. Волосы сестры всегда выглядели лучше моих, даже когда мы были в космосе.
