Тем временем я прислушивалась к шепотам. Постепенно стала узнавать некоторых отправителей, улавливая нечто вроде подписи в том, как они проталкивали свои безмолвные сообщения в суперсеть. Иногда мне было понятно, на каком они корабле или мире, но чаще всего не было никакой возможности определить их местонахождение или удаленность. Однако я всегда ясно представляла себе девушку или юношу – на год или два старше меня, как правило, не больше, и всегда в их собственной комнате костей, лишенной иллюминаторов. Они делились мыслями с подвешенным на проволоке черепом, который когда-то знавал собственные мечты. Некоторые были умелыми отправителями и звучали как чистые ноты в оркестре, а их послания всегда оказывались ясными и точными. Другие расплывались, и надо было напрягаться, чтобы получить то, что они прогоняли сквозь сеть, но это не всегда было виной отправителя. Их черепа могли оказаться маленькими, старыми или сломанными, или блестящая материя внутри них заканчивала мерцать, готовая обратиться во тьму. Или же они пытались послать сигнал по плохому каналу, используя шум вместо того, чтобы бороться с ним, – так было меньше шансов, что их подслушают.
Мне никогда не приходило в голову, что подобно тому, как я привыкаю к способу работы других чтецов костей, так и кто-то из них где-то мог привыкать ко мне.
Мы были в трех днях пути от второго шарльера, когда она прошептала:
– Фура. Скажи мне, что это ты.
Я ощутила прилив радости и надежды, подобный свету Старого Солнца, пробившемуся сквозь сгусток миров.
– Адрана! Это я, да! Я же сказала, что приду за тобой, верно? Знаю, прошло много времени, но мне надо было отыскать корабль, и… ох, ладно – не важно, что случилось со мной. Ты в порядке? Наверное, все не так плохо, раз она позволяет тебе пользоваться костями?
– Она не причинит мне вреда – по крайней мере, умышленно. Это единственная спасительная благодать, единственное, что не дает мне сойти с ума или сделать что-то отчаянное. Она вынуждена обходиться со мной очень хорошо, и она не может рисковать, доводя меня до изнеможения, иначе начнет получать неточные отчеты. Поэтому меня кормят, содержат в тепле, позволяют высыпаться, и она не смеет поступать со мной плохо – вдруг это лишит меня способностей. Но в этом нет ничего хорошего. Фура, она знает, что мы солгали – Гарваль и я. А это значит, она знает, что ты могла выжить.
– Она наказала Гарваль?
– Ты видела отца? Тебя везли обратно на Мазариль. С ним все в порядке?
– Я… да. Я видела отца. Все плохо, Адрана. Он…
– Слаб, я знаю. Он всегда скрывал от тебя самое худшее. Он не хотел, чтобы ты все время переживала. Сделай мне последнее одолжение, Фура. На какой бы корабль ты ни забралась, сойди с него и возвращайся на Мазариль. Иди к нему и обещай, что не покинешь.
– Не могу, – сказала я, надеясь, что она не расслышит в моих словах ужасную пустоту. – Не сейчас. А как же Гарваль? Что с ней случилось?
Это было слабым утешением, когда она перестала расспрашивать меня об отце и заговорила о Гарваль.
– Это ужасно, Фура. Хуже, чем я могу описать. Босе нечасто удается в назидание другим покарать предателя, который сумел так близко подобраться к ней под прикрытием лжи… но теперь она наверстывает упущенное.
– Она что, убила ее?
– Она убивает ее, Фура. Медленно. Жутко. Есть лекарство, химическое вещество, которое действует на кости. Обезьяньи кости. Пока жертва еще жива. Боса вливает его в Гарваль, и каждый день мы видим, что оно с ней сделало, как изменило со вчерашнего дня… и мы все знаем, к чему это приведет. Чем все закончится. Я бы убила ее, если бы могла, Фура. Честное слово, убила бы. Я бы оказала ей такую любезность и поцеловала на прощание. Но Боса слишком хитра. Никто не может подобраться достаточно близко, чтобы избавить Гарваль от страданий, да большинство из членов ее команды этого и не захотят. А если я рискну, она обратит на меня свой гнев, пусть я и чтец костей.
– Если ты пытаешься заставить меня забыть про Босу, это не лучший способ.
– Нет, Фура. Я правда этого хочу. Я рада, что мы снова нашли друг друга – более чем рада. Ты дала мне повод держаться. Но я сама найду выход. Нельзя, чтобы ты тоже в этом увязла.
– Я уже увязла. И я собиралась так или иначе отыскать Босу. Мы идем за ней, Адрана.
– Ничего хорошего из этого не выйдет. Ты помнишь, что случилось с Ракамором?
– Ракамор был не готов к встрече с нею. И он бы не уничтожил «Рассекающую ночь», даже если бы у него нашлись средства.
– А ты думаешь, что сможешь?
– Причинить ей боль? Сильную? О да, я смогу. И если ей захочется играть по таким правилам, то я могу тоже начать выдумывать жестокости.
– Тогда слушай. Я совершила ошибку и втравила тебя в эту историю. Какое-то время я думала, что твоя смерть на моей совести, и это было хуже всего, что Боса сумела для меня выдумать. Но теперь я все знаю, и, что бы она ни сделала, ей не отнять у меня это знание. Однако я не хочу, чтобы ты снова оказалась в беде.
Я ощутила обрубок предплечья, втиснутый в жестяной рукав протеза. Я ощутила светлячка, который пробирался под кожей, вызывая зуд, и запускал любознательные маленькие усики в мой череп. Я подумала о Морсеньксе и Квиндаре, о людях, которых оставила на Мазариле, о том, как они визжали и вопили, катались по земле и терли ослепшие глаза.
– Поздновато держать меня подальше от беды.
Мы разорвали контакт лишь после того, как отыскали в наших соответствующих распорядках время, когда вахты в комнате костей совпадали. Я знала, что еще многое нужно сказать и многое никогда не будет сказано – по крайней мере, до тех пор, пока мы не воссоединимся опять. Внутри меня бурлили и кипели эмоции, и ни одна из них не была хорошей. Меня трясло и тошнило, как будто я впервые осознала, на что иду. Боса Сеннен существовала на самом деле – я начала забывать об этом факте, но теперь он врезался в меня, как таран. Она была реальна и жестока; ее подобный темному призраку корабль находился где-то там, посылая сообщения через сверхсеть, и мне хватило глупости думать, что я сумею расправиться и с Босой, и с «Рассекающей ночь».
Прозор увидела меня, когда я крутила колесо на двери в комнату костей, запирая ее снаружи.
– Что-то изменилось, – сказала она, глядя на меня пристальнее, чем мне хотелось бы. – Не знаю что, но что-то случилось.
– По моему лицу так легко читать?
– Ты не шарльер, Фура. Ты не слишком хорошо скрываешь свои секреты. – Прозор взяла мои жестяные пальцы в свои. – Я прикинула, что это вопрос времени, – разумеется, если она еще жива. Вы обе такие одаренные в том, что касается костей. Как она?
– Жива. По поводу остального я не уверена.
– Что ты ей сказала?
– Что я иду.
Прозор резко отвернулась:
– И тебе никогда не приходило в голову, что она может больше не быть твоей сестрой? Если, конечно, это еще имеет значение?
