Неправильная вещь. Противоречащая естественному порядку вещей.
– Интересно, на что они способны, – проговорил Труско.
Я полагала, что он скоро все узнает.
Нам удалось совершить лишь два рейса. В первый мы подняли золотой ящик и оружие: мы с Труско сопроводили трофеи на поверхность, а Прозор и Страмбли остались в хранилище, чтобы облегчить нагрузку на трос и подготовить следующую партию. Мы с капитаном погрузили ящик на катер и спустились в шахту. Не могу сказать, что идея вернуться в недра шарльера мне очень понравилась. Трещальник даже с поверхности работал не так хорошо, как когда мы приземлились, и я знала, что эта проблема частенько предвещала уплотнение поля. Я ожидала, что это заставит Труско нервничать, но он просто списал все на причуды снаряжения, убежденный, что до закрытия шарльера еще несколько благословенных дней. По крайней мере, нам все еще удавалось обмениваться сообщениями с «Королевой», несмотря на перебои со связью. Дрозна не сообщил капитану ничего такого, от чего мог закипеть котелок.
У нас оставалось десять часов, когда лебедка снова опустилась до уровня двери. Мы двинулись к хранилищу и, довольные, встретились с Прозор и Страмбли. Они потратили время с пользой: просмотрели больше ящиков и рассортировали добычу по приблизительным категориям. Нашли пять доспехов, которые теперь были разложены на полу и выглядели расплывчатым нечто, на которое не нужно было смотреть, чтобы иметь хоть какой-то шанс его увидеть. Они заставили меня вспомнить о мертвых клетках, плавающих в жидкости глазах, о «морских коньках», которых едва можно разглядеть, если свет не яркий, – но тут вместо «морских коньков» были нагрудники, латные перчатки и так далее. Рядом с доспехами они разложили съемные предметы: забрала, шлемы, ножи и пушки.
– Осторожнее с острыми предметами, – предупредила Прозор. – Если их не видно, это не значит, что они не могут отрезать от тебя кусочек.
Она подняла перчатку, пошевелила пальцами. На ладони зиял порез – почти достаточный, чтобы добраться до нижнего слоя ткани и выпустить дыхаль.
– Мы вами гордимся, – сказал Труско, обозревая добычу. – Нам предстоит подняться и спуститься по этой шахте столько раз, что и не сосчитать, но я все равно вздрагиваю при мысли о том, сколько всего придется оставить тут. Если бы у меня были атомные боеприпасы, я бы подумал о том, чтобы разрушить саму шахту!
Проблема с тем, что кто-то смог бы наводнить рынок барахлом призрачников, была отнюдь не самой ближайшей и насущной из всех, с какими предстояло столкнуться капитану, но я по этому поводу держала рот на замке.
Доспехи были легкими, так что нам не пришлось никого оставлять в хранилище во время следующего подъема. Прозор все равно нашла бы повод подняться, зная, что в нашем распоряжении всего десять часов, но, по крайней мере, ей не пришлось ничего выдумывать.
К тому времени, когда мы добрались до ведра, Труско все еще был пьян мыслями о том, как круто изменилась его судьба.
– Мы должны действовать с величайшей осторожностью, – говорил он, мыслями устремляясь к богатству и славе. – Даже притом, что мы забираем на «Королеву» лишь малую часть, нельзя и пытаться продать все сразу. Мы извлечем максимальную прибыль, продавая по одному товару зараз и без всяких намеков на истинный улов…
– Все поймут, откуда ветер дует, как только мы продадим два предмета, сделанных призрачниками, – возразила Страмбли, складывая соединительный мостик ведра.
– Значит, придется быть еще осторожнее. Сочиним договор о секретности. Не будем иметь дело с одним и тем же брокером дважды. Запретим рассказывать о том, что у нас купили, на протяжении года, а лучше трех…
Прозор вытащила что-то из своего пояса со снаряжением. Я лишь мельком успела это увидеть, прежде чем она перегнулась через край ведра и бросила предмет в шахту. Поскольку дыхали там не было, а на нас воздействовали два джи, он упал очень быстро.
– Что это было? – спросил Труско.
– Я просто подумала о тех, кто пришел сюда до нас, и о тех, кто придет позже, – сказала Прозор.
Кажется, она бросила цветок с красными лепестками, и вакуум наверняка превратил его в подобие стекла.
Но я ее никогда об этом не спрашивала, а она сама ничего не рассказала.
Мы погрузили на катер доспехи и снаряжение призрачников. К тому моменту мы порядком устали, едва не валились с ног, но Труско шел под всеми парусами и хотел спуститься в шахту еще хоть раз, прежде чем мы отдохнем. Однако, когда он связался с Дрозной, все изменилось.
– Не хочу раздувать проблему из ничего, – сказал Дрозна, и его голос донесся из консоли трещальника в катере. – Но мы недавно кое-что заметили.
– Кое-что? – переспросил Труско.
– Оно появилось на экране подметалы всего на миг. Какое-то эхо, близко. Что-то большое, но неотчетливое. Какие-то лохмотья, как будто оно составлено из кусков. А потом оно исчезло, и с тех пор ничего не было.
– Возможно, это ошибка подметалы, – сказал Труско, как будто хотел, чтобы кто-то похлопал его по спине и велел перестать волноваться.
Прозор посмотрела на меня. Я видела лишь среднюю часть ее лица через решетчатое окошко, но этого было достаточно. Ей не понравился вывод, который напрашивался сам собой. Отраженный сигнал означал, что рядом другой корабль. Это не могла быть «Рассекающая ночь», потому что Боса не знала, что мы собираемся навестить Клык.
Или знала?
– Что-то не так, – сказала я.
И Прозор ответила:
– Думаю, с этим никто не спорит.
Я прокручивала в голове, как и когда мы могли бы сообщить Труско, что его корабль и команда превратились в приманку для Босы Сеннен, но всегда думала, как сама выберу момент, когда мы будем полностью готовы. И каким-то образом, раз за разом повторяя в мысленном кукольном театре этот маленький спектакль, я позабыла о сложной части – о том, как оповестить Прозор, что «Рассекающая ночь» уже знает, где мы находимся. Я так и не придумала способа перейти от одной части этого разговора к другой.
Что ж, пришла пора все выяснить.
– Капитан, – сказала я, все еще глядя на Прозор, все еще осознавая, какой яростью пылает за стеклом шлема это лицо с угловатыми чертами, – нам с вами надо кое о чем потолковать.
– Фура? – спросил он, не понимая, с чего вдруг я изменила тон.
– Я бы ее выслушала, – заметила Прозор.
Теперь, когда мы оказались внутри катера, Страмбли сняла шлем. Ее более крупный и более безумный глаз смотрел на меня, и во взгляде сквозило сомнение.
– Что такое?
– У вас неприятности. У нас неприятности. У каждого из нас. – Мне пришлось перевести дух, заставляя себя если не успокоиться, то хотя бы сделать вид, что я спокойна. – Вас обманули. Это была я. Я не та, за кого вы меня принимаете, – как и Проз. Но мы вам не враги. Враг – то эхо, которое Дрозна заметил на экране подметалы.
