Налив вторую рюмку, не понимая смысла творившегося кругом, Мозгалевский вернулся к Красноперову и Козявину, к которым присоединился коренастый чеченец.
– Мне Аллах дал все, что нужно для счастья. Уважение, бабла и девственницу, – горец споткнулся о внимательный взгляд Мозгалевского, протиснувшегося в их кружок.
– Тюлюм исраф харам
[7], – Красноперов похлопал горца по плечу. – С баблом в рай не пускают. Знакомьтесь, – Красноперов поспешил представить товарища. – Владимир, мой близкий. Это Али. Помогает строить нам «Русский мир» на Донбассе. Красиво воюют его ребята.
– А я говорю, что народы – это как водка: нет плохих и хороших, есть хорошие и очень хорошие. Ведь так, Вить? – в разговор бесцеремонно влезла Вика, повисшая на руке Красноперова. – Меня зовут Виктория. Здравствуй, Вовочка, – девушка обдала винным паром Мозгалевского.
– Привет, – Владимир вымученно улыбнулся, словно уличенный в чем-то дурном.
– Наслышан, Виктория, весьма. – Козявин лобызнул руку девушки, не посчитав нужным представиться в ответ. – Короче, Алик, отжевывай у хохлов тему. Забирай разрезы, а дальше мы все это спокойно оформляем. – Козявин явно хотел закончить разговор.
– Брат, ты меня не понимаешь, – всплеснул руками горец. – Эти хохлы под Сурковым. Я-то отжую у них все, что скажешь, хочешь – маму родную у них отжую. Но потом Сурков позвонит Рамзану, а с меня спросят, как с понимающего.
– Какой Сурков, Алик? Ты вообще о чем? С ним здороваться боятся, Слава – сбитый летчик. Президент мне отдал Донецк. Мне! Кандидатуру Сляблина на губернатора Новороссии утвердил. Суркова Владимир Владимирович туда не пустит.
– У меня другая информация. – Али испытующе заглянул в глаза Козявину, который вместо ответа стал нервно расчесывать бороду.
– Алик-джан, – спасая Козявина, рассмеялся Красноперов. – Поговори с Рамзаном, сошлись на меня. Будет нужна встреча – организуем. Если не хочешь, мы и сами справимся. – Генерал украдкой переглянулся с воспрявшим Козявиным, вновь принявшим парадно-распорядительный вид.
– Вениамин, я тебя услышал, – Алик переадресовал свой ответ Козявину, не желая возражать генералу. – Что обещал, то сделаю. Нашу долю мы обсудим.
«За долю жуют вволю», – бросил взглядом Козявин генералу.
«Цену набивает абрек», – ответил взглядом Красноперов.
Запутавшись в русско-чеченских интригах, Мозгалевский перешел на другую сторону гостиной, где Блудов беседовал с элегантным господином в бриллиантовом турбийоне, тянувшем под миллион долларов.
– Дима, успокойся! Это усталость, – Блудов пытался прервать надрывный монолог собеседника. – Сколько тебе осталось?
– Месяц, но это не имеет никакого значения, абсолютно никакого! – продолжал причитать мужчина.
– Прекращай, выспишься. Ты слишком близко принимаешь это к сердцу, я не узнаю тебя. Это всего лишь сон. Сон, Дима!
– Сон?! – собеседник дернул головой, словно проснувшись. – Днем я кланяюсь мрази, с которой ночью сдираю кожу. Поверь, ни первое, ни второе не приносит удовольствия. И так бесконечно! Я перестал жить даже во сне! – взвизгнул чудак, что заставило гостей обернуться.
– Дима, вы, как всегда, эмоциональны и безупречны. – Подошедшая Вика окинула пижона одобрительным взглядом и подставила под поцелуй растопыренные пальчики, словно хвастаясь новым каратником от Graff, подаренным Красноперовым.
– Рад видеть. Я покурить, извините, – пробормотал господин и, машинально коснувшись руки трясущимися губами, даже не посмотрев на кольцо, вышел на палубу под дождь.
– Кто это? – спросил Мозгалевский, оставшись наедине с друзьями.
– Шумков, – невесело протянул Блудов. – Адвокат, хозяин «Олимпийского», контролирует крупнейшее месторождение платины. Решает юридические вопросы для нашего правительства. Но, похоже, все это скоро станет прошлым.
– Он тоже?
– Да, и в этом вся проблема. Захотелось Диме остренького, и стал Дима на три месяца Емельяном Пугачевым. Если месяц протянет, не свихнется, то, может, обойдется.
– А эти? – Владимир обвел взглядом гостиную.
– Ага. Они все дримеры, – Блудов слегка наклонил голову.
– Но это же гостайна, – зашептал Мозгалевский, опасаясь быть услышанным.
– Период полураспада тайны – от двух до трех суток, – как на экзамене выговорил Блудов. – Хотя, конечно, это неправильно.
– Миш, а ты не знаешь, что это за чувак? – Мозгалевский кивнул в сторону Леонида.
– Не узнал? Это же Стрелков.
– Шутишь! Это который с хохлами воюет за Новороссию?! – удивился Владимир.
– Тише, тише. Он самый, – заулыбался Блудов.
– А чего у него вид странный такой?
– Нынче все порядочные люди странные, – заключил Блудов, довольный спонтанным афоризмом.
– А он тоже сны смотрит? Откуда у него такие бабки?
– Веня дал, так сказать, для оттачивания образа.
– Какого образа?
– Понимаешь, Козявин придумал собственную концепцию, согласно которой трансплантированная память, пропущенная через сновидения, способна переформатировать человеческую личность. Если мышка видит сны льва, она становится львом.
– С мышиной комплекцией это опасно, – возразил Мозгалевский.
– Установление факта и оценка факта – вещи разные. Ты пытаешься оценить, а Веня установить.
– Установил? – Мозгалевский покосился на Стрелкова.
– Хрен его знает. Похоже, да. Это все равно что твоему водителю привить Гагарина и отправить его в космос.
– Его и так можно отправить.
– Отправить-то можно, но где взять волю, подавляющую разум.
– Оптимизм воли преодолевает пессимизм ума, – продекларировал Мозгалевский.
– Именно! Веня взял штымпа, который охранял у него какую-то проходную, ни мозгов, ни характера, с дурной кровью и пустой биографией. Привил ему адмирала Колчака, откопанного в Иркутске. Вроде сначала все нормально шло. Отмыл, вставил зубы, научил говорить громко, почти не картавя, и отправил командовать ополченцами. Леня справлялся: организовал людей, наладил на Донбасс контрабанду оружия, гуманитарку и всего-всего. Сам не рулил, но подруливал. А потом началось: стал уходить со связи, бессмысленно расстреливал людей, глумился над пленными. Короче, выяснилось потом, что Колчак был законченным марафетчиком, вот и Леня увлекся. Он на всякий случай даже смягчил наказание за хранение наркотиков – с тюрьмы на штраф. Веня очень переживал, ведь ДНР и ЛНР его проекты, его ответственность перед президентом. Безумненький наркоша, военные преступления на оккупированных, в смысле аннексиров… не суть, территориях. Не о таком театре мы мечтали. Второго Крыма не вышло.
