– Браво! Вы молодец! – воскликнул Симон. – Можете открыть глаза. Перейдем к следующему шагу. Своим сном вы будете управлять с помощью осознания, воли и действия. Первое, что необходимо сделать, как только начнется сновидение, это явственно убедиться, что вы во сне, но при этом не проснуться.
– Это, наверное, самое сложное? – у Мозгалевского ломило в затылке.
– Ошибка любого наставника назвать задание сложным, поскольку тогда ученику оно становится не по плечу. На самом деле ничего сложного нет, все просто. А я сделаю так, чтобы вам было еще легче. Как только вы начнете видеть сон, я несколько раз ослеплю вас световыми вспышками, в результате чего вы поймете, что находитесь во сне и можете действовать осознанно. Затем вы должны посмотреть на часы, именно на те часы, которые сейчас на вас. Осознав себя во сне, вы должны обрести волю действовать самостоятельно, не подчиняясь внутреннему распорядку, времени, физике и пространству. Для этого необходимо преодолеть страх и стереотипы своего второго «я».
– И тогда я смогу летать и извергать пламя? – боль в затылке не отпускала.
– Это под силу лишь подготовленным людям. Для начала вы должны заставить себя выйти из окна, будучи уверенным, что находитесь на последнем этаже небоскреба и при падении останетесь невредимым. Вы должны верить в свою неуязвимость, иначе защитные механизмы подсознания выбросят вас из сна и вы проснетесь. Как только вам удастся безболезненно приземлиться, начинайте действовать по только что придуманному плану. И еще. – Симон снял с книжной полки новенькую записную книжку с Чебурашкой на обложке. – Возьмите, подержите в руках, полистайте этот блокнот, в него вы должны записать всю важную информацию во время беседы с этим человеком. Вот вам ручка. Покрутите ее в руках и запомните эти ощущения. Если во сне вы таким образом будете фиксировать разговор, то добьетесь визуализации полученных сведений и фиксации их в памяти. Вам все понятно?
Мозгалевский молча кивнул, теребя и рассматривая ручку с блокнотом.
– Да, я обязан вас предупредить, – спохватился Симон. – Осознанное разрушение границ между явью и сновидением может вызывать побочный эффект, который психиатры называют онейроидным синдромом, то есть нарушением условно-нормального сознания с переплетением воображаемых явлений с реальностью. К сожалению, то, что на самом деле есть более высокая ступень сознания, официальная медицина относит к одной из форм шизофрении.
– Это уже не важно, – отрешенно процедил Мозгалевский.
– Тогда начнем. – Симон проводил Мозгалевского в соседнюю комнату, оборудованную кушеткой, нехитрым прибором с проводами-присосками и массивным светильником, как в стоматологических кабинетах. – Снимите, пожалуйста, рубашку, чтобы я мог закрепить датчики. Они необходимы, чтобы отслеживать фазы сна. Как только начнется быстрый сон, я сделаю несколько вспышек. Дальше вы помните.
Симон достал запечатанный шприц и ампулу. В глазах Мозгалевского отразились недоумение и оторопь.
– Не волнуйтесь, – пробормотал Симон. – Это всего лишь легкое снотворное, оно позволит вам быстро заснуть и сделает сон максимально стабильным.
Мозгалевский вздохнул и протянул руку. Через пять минут он отключился.
Глава 31. Закон парных случайностей
Лаврентий Павлович сидел в просторной квартире в четвертом доме по улице Горького, что в двух минутах от Кремля. Эту квартиру он справил Ляле Дроздовой, когда та оказалась в положении. На руках Берии вертелась четырехлетняя Марта, беспрестанно болтавшая с молчаливым отцом, нежно наблюдавшим, как ее мать разрезает ароматный пирог с малиновым вареньем.
Они познакомились, когда Ляле едва исполнилось шестнадцать. В особняк на Качалова ее однажды привез Саркисов. Лаврентий Павлович, всегда опасавшийся сердечных привязанностей, влюбился в девочку и даже дал ей родить, обеспечив штатом из няньки, кухарки, водителя и двух охранников. Ляля, раскладывая пирог по блюдцам, ласково и застенчиво поглядывала на своего покровителя, окутывая Лаврентия Павловича душевным блаженством. Часы, проводимые у Ляли с Мартой, стали для Берии самыми упоительными мгновениями последних лет. Две родные беззащитные девочки казались Берии самыми преданными ему в этом мире существами, любившими его чисто и беззаветно.
Было уже поздно, но Марта, привыкшая к вечерним визитам отца, нисколечко не капризничала, баловалась, смеясь, так и норовя стащить с носа родителя блестящее пенсне.
– В мае мы втроем обязательно поедем на море. – Берия отломил кусочек пирога и угостил дочь.
– Лаврик, ты второй год обещаешь, – обиженно надула губки девушка.
– Вот увидишь, все пойдет по-другому. Я даже разведусь.
– Мне кажется, что ты никогда этого не сделаешь. Если только ради нас, то не стоит. – На глаза Ляли навернулись слезы, она обняла Берию, задумчиво поцеловав его в лысину.
– Я сам этого хочу. Что моя жизнь без вас? Марта получит мою фамилию. – Расчувствовавшись, Берия крепко обхватил девушку за широкие бедра.
Вдруг занавески, окна, вечерняя мгла улицы потонули в ярком белом свете. Ляля вскрикнула и отскочила от Берии. Марта вздрогнула и залилась пронзительным ревом. Тут же последовали вторая и третья вспышки, словно взрывалось заминированное солнце. Берия посмотрел на часы: золотой Breguet Мозгалевского показывал половину второго.
– Что это было, Лаврик? – в оцепенении произнесла Ляля, когда в комнате вновь воцарился привычный полумрак.
– Взрыв тысячи солнц. – Берия внимательно посмотрел на любимую и грубо оттолкнул дочь, в страхе обхватившую его ногу.
Берия вспомнил вдруг, что эта обожаемая им трепетная скромная девушка сразу же после ареста напишет на него заявление об изнасиловании. Через несколько лет Ляля сойдется с известным на всю богемную Москву валютчиком Яном Рокотовым, но вскоре его расстреляют за финансовые махинации. Не пройдет и полугода, как дважды вдова выйдет замуж за цеховика Илью Гальперина, которому родит сына. Но и на этот раз сладкое семейное счастье окажется мимолетным. Гальперина арестуют и в 1962 году поставят к стенке.
– Что ты делаешь? – с ужасом вскрикнула девушка, подхватив упавшую на пол Марту, захлебывающуюся слезами.
Берия молча подошел к окну, раздвинул шторы и шагнул вниз. Вместо тротуара на улице Горького он приземлился на брусчатку кремлевской мостовой, что его нисколько не смутило, как не удивило и стоявшее в зените бледное зимнее солнце. Он сделал несколько шагов и оказался на проходной Лубянки, никем не окликнутый поднялся в комнату для допросов, потребовав привести заключенного Збарского.
Не успел Берия достать из портфеля блокнот с Чебурашкой и ручку, дверь с железным лязгом отворилась и чекист со злыми усталыми глазами ввел в кабинет профессора. Маленький тщедушный человечек с ужасом уставился на Берию, переминаясь с ноги на ногу, не решаясь сделать следующий шаг.
– Здравствуйте, Борис Ильич, – приветствовал профессора Берия. – Не ожидали меня увидеть? Не стесняйтесь, проходите. Сейчас вам принесут горячий чай и курить. Вы же курите?
