– Слушай, Коль, а сложно с наркоты соскочить? – Мозгалевский почувствовал удачный момент подключиться к нужной теме.
– Не сложнее, чем с водки, – махнул рукой Коля. – Вся проблема у нас в голове. Поэтому реабилитация наркоманов – это вопрос психологических материй. Возьми, к примеру, NA.
– Что это? – не понял Мозгалевский.
– Общество «Анонимные наркоманы». Крупнейшая в мире тема для торчков, желающих соскочить. Думаю, что чисто цэрэушная сеть по принципу секты, позволяющая контролировать и управлять нариками по всему свету, при этом только пять процентов реально бросают колоться. За основу у них принята «Система двенадцати шагов». Первый шаг – «я признаю свое бессилие перед наркотиками». Второй – «меня может спасти только высшая сила». А двенадцатый шаг – ты идешь в массы и проповедуешь сам. Собираются группы, где все начинают рассказывать, что их привело к наркотикам и что они такого страшного совершали под ними. NA может направить тебя в деревню, где живут наркоманы. Членов NA активно обрабатывают протестанты. Поэтому, если встретишь непьющего протестанта, наверняка это бывший наркоман, прошедший через NA. Православие не приветствуется. «Система двенадцати шагов» проповедует, что виноват не наркоман, а его окружение – родители, друзья, девушка. Ты бессилен, поэтому виноваты все. У нас через NA прошли миллионы.
– А что там на собраниях?
– Каждый встает и говорит: «Я сегодня чистый и трезвый благодаря Богу и вам». Каждый имеет право высказаться по полной. «Я сегодня украл десять тысяч, избил старушку мать, но не употреблял героин». И все тебе хлопают. Неупотребление выше морали! Официально все анонимно, регистрации нет, но по группе пускаются листы, если не запишешься, не дадут медальку. А какой же наркоман откажется от медальки, у них у всех гипертрофированное самолюбие. Каждая российская наркологическая клиника направляет пациентов в NA. Многие клиники без прохождения NA повторно вообще не принимают. Сегодня общество расширилось до алкоголиков, игроков, даже хотят проституток завлекать. Официально общество существует на добровольные взносы, которые собираются после каждой встречи. Но ходят слухи, что бабки вваливает Госдеп. Прикинь, какая благодатная почва для вербовки. Тут тебе и убойный компромат на каждого члена, и «школа лидерства» в одном флаконе. Ежедневно десятки собраний по одной только Москве. Это даже похлеще, чем партия большевиков. Но большевиков можно запретить, а наркоманов нельзя! – Неровный, словно Ленин с броневика, победно оглядел присутствующих.
– Интересно, долго живут наркоманы? – натужно улыбнулся Мозгалевский, изображая праздное любопытство.
– Это как повезет и смотря что употреблять. От винта, например, через год сгорают вены.
– Какого «винта»? – не понял Владимир.
– Ну, винт – опиат с бензином и ацетоном. Короче, винтового наркомана хватает максимум на два года, героиновый может и десять запросто прожить. Метадоновый в среднем живет год, но может и дольше протянуть. Винтовых и метадоновых наркош клиники принимают редко, говорят, пересядьте на героин, поколитесь недельки две, и мы вас попробуем вылечить. Короче, если хочешь наркоманить в кайф, глотай веселую синтетику, психотропы: грибочки, марочки всякие. Рома, помнишь, как ты в Склифе Новый год отмечал? Приколи Вову.
– На четвертом курсе было, – снова сам пустился в рассказ Неровный, – я только-только устроился на работу в мэрию. А на работе я всегда любил выпить. Мне было пофиг, где просыхать. Я маленький такой и всегда нравлюсь дылдам под метр девяносто. Они меня готовы на руках носить. И встречаю я такую Надю Дубровину из Челябинска. У нее мама заместитель председателя Центризбиркома, папа генерал-майор, начальник ФСБ по Челябинской области. Естественно, хата у нее метров пятьсот в центре Москвы. А я бедный студент, и папа у меня тогда еще сидел. Я выпью – и к ней, она всегда готова принять, причем никакого секса. Я бухал у ней на хате, а она строила планы. Стала распускать слухи, что она моя невеста, я опровергать не стал. Гренадер, сука, была. Дошли слухи до Надиных папы и мамы. И вот 31 декабря. Мне плохо, температура тридцать восемь. Звонит Надя: «Привет, мой сладкий. Приезжай ко мне, я пригласила родителей, мы объявим о нашей помолвке». Я подумал, помолвка так помолвка, зато выпью. А у моей мамы условие – в Новый год до одиннадцати я у нее, а потом, скотина, гуляй на все четыре стороны. Тут приезжает Рома, добрая душа: «Тебе плохо? Героин нам в помощь!»
Понюхали героин. Он говорит, у меня еще гашиш есть. Курнули и под бой курантов отправились к Наде. Едем в такси, он протягивает мне конвертик из бумажки в клеточку. Я открываю, там труха черная, я ее в рот и высыпал. Коля в это время бычок в окно выкидывал. Поворачивается – дай мне. А у меня нету. Он на меня смотрит, как патологоанатом перед вскрытием. Я ему, Рома, а че это было? Он говорит: «Сушеные психоделические грибы из Питера. Доза человек на десять». – «И что теперь?» – «Во-первых, туда, куда ты едешь, я с тобой точно не пойду. Во-вторых, советую бухать». – «Зачем?» – спрашиваю. – «Чтобы скорее вырубиться. А если нет, то я очень не завидую тем, кто будет рядом».
Ну, приехал я к Наде. Там семейный Новый год, кореш мой еще подъехал. Встретили и пошли в боулинг. Познакомился с родителями. Папа суровый такой, настоящий чекист. Вы, говорит, серьезный молодой человек, юрист. И тут моя очередь бросать шарик, я нагибаюсь за шариком, и меня вдруг оппп… и я вдруг понимаю, что я на инопланетном корабле, где высасывают мозг. И я понимаю, что я последний, у кого еще не высосали мозг. Быстро решаю, что надо отвлечь людей с высосанным мозгом и бежать искать нормальных. Я беру шар для боулинга, кидаю его в неоновую рекламу и ломлюсь к выходу. Взрыв! Суматоха. Залез я на чердак и спустился с крыши по пожарной лестнице. Через обычный выход пройти нельзя, там «подковы», а это и есть устройства, через которые мозг высасывают. Я спустился и вижу – идет толпа в боулинг. А я кидаюсь им навстречу в тапочках для боулинга и рубашке, кричу: не ходите туда, там мозги высасывают. Кто-то пнуть меня пытался, кто-то снежком кинуть, кто-то ржал. И понял я, что не друзья они мне, а уже инфицированные. Я по сугробам полчаса прятался, чувствую – замерзаю. И понимаю, что в Москве все такие – больные рабы с высосанным мозгом. Надо за город, в колхозы! Мужиков поднимать! И валить всех этих гнид. Выбегаю на дорогу ловить машину. Останавливается патруль ДПС, я весь дрожу от восторга – это ж наши! Мусора с волынами! Теперь уж точно отобьемся. Открываю рывком дверь, а там снеговик в фуражке. Поворачивается ко мне и говорит: «Тебе куда?» И пар от него такой холодный изо рта. Я ему говорю: «Товарищ сержант-снеговик, мне за город». А он, как оказалось, бухой в говно, говорит, садись, мне туда же. Этот сержант-снеговик таким душевным оказался, мы с ним душа в душу говорили, пока в нас не врезался КамАЗ с пьяным таджиком. И в этот момент меня грибы отпустили. Смотрю, на мне висит этот пьяный сержант на ремнях безопасности и пытается блевануть. Я вылезаю из ментовской тачки, вижу, стоит оранжевый КамАЗ и таджик такой охреневший. Смотрю телефон – восемьдесят не отвеченных Надиных вызовов. Звоню, она орет – ты мудак, разгромил боулинг, пришлось платить, ты где? А я в перевернутой мусорской тачке с таджиком и оранжевым КамАЗом.
