Через час он добрался до дома, почистил зубы, смыл всю слизь и пошел спать. Проснулся Мозгалевский ближе к вечеру следующего дня. Из сна он помнил лишь отрубленные пальцы и нашествие червей. Он нашел телефон, валявшийся в ванной комнате. Из пропущенных сообщений: «Здравствуйте, это девушка-авария)) Мы на дороге познакомились. Хотела еще раз вас поблагодарить. Вы меня прямо спасли. Хорошего дня. Алена».
Мозгалевский стал припоминать, как два дня назад он проезжал аварию на Выборгской улице. Девушка на «Лансере» въехала в «Ленд Круизер», за рулем которого сидел толстый азербайджанец. Он выскочил из машины и заорал на девчонку. Владимир заступился, прогнал обидчика и оставил свой номер телефона на случай, если потерпевший попытается потребовать сатисфакции. Алена только дрожала и благодарила. На вид ей было чуть за двадцать, хотя возраст могли скрывать скромность и беззащитность. В ней чувствовалась стать и порода. Узкая талия, широкие бедра, русые волосы, зеленые глаза. Черты лица отсвечивали нежной простотой и искренностью.
Вспомнив, Мозгалевский тут же перезвонил и услышал на другом конце провода робкое и счастливое «але». Сломав застенчивую попытку перенести встречу, Владимир договорился поужинать в тот же вечер. Достав бритву, он заглянул в зеркало, откуда на него смотрел его отец. За последнюю неделю Мозгалевский осунулся и постарел. Впалые щеки с седой щетиной, истощенный взгляд, взъерошенные сальные волосы рождали жалость к самому себе. Но предвкушение предстоящего свидания реанимировало Мозгалевского. Гигиена и косметика сделали свое дело. Мозгалевский заказал цветы и столик в ресторане на Пятницкой. Алена не опоздала, она была великолепна. Черное праздничное платье облегало изящную фигуру, длинные волосы скромно собраны в пучок.
Поначалу девушка краснела и робела, но, казалось, что она искренне сияет какой-то родной внутренней радостью, которая если и навещает нас, то за большие подвиги перед Богом. Разговор сначала спотыкался о светские приличия, но вскоре условности были отброшены. Мозгалевскому хотелось говорить быстро, на выдохе, он боялся не успеть выговориться, слишком многое в его жизни осталось неуслышанным. Он с восторгом ощущал, как где-то под сердцем рвутся вросшие в душу путы одиночества и пустоты. Время остановилось, Владимир обретал свое продолжение, наполняя себя жизнью и смыслом. Они встречались каждый день, в ресторанах, парках, кино. Мавзолей, Берия, заговоры, ванильно-пластмассовое прозябание, смерть Блудова, убийство Красноперова казались ему страшным сном. Вскорости Алена познакомила Мозгалевского с родителями. Тарас Поликарпович – отставной тыловой полковник – здрав и крепок, к дочери же – требователен и строг. Будучи старше своей супруги на двадцать лет, забрав ее в подполковницы из младшей лейтенантки, Тарас Поликарпович к возрасту Мозгалевского отнесся с пониманием. Дежурное сопротивление Марины Васильевны выбору дочери было подавлено в зародыше. И уже все дальнейшие семейные праздники без Мозгалевского не обходились. Решение о женитьбе приняли как само собою разумеющееся для всех, спустя всего три месяца.
Крестом семьи Алены была ее старшая сестра Наталья, страдавшая ДЦП. Девушке двадцать четыре года, она передвигалась на инвалидном кресле. Парализовав все тело, Господь оставил Наташе только правую руку, которой она творила крестные знамения и вышивала бисером иконы. На помолвку Наташа подарила Мозгалевскому святой образ Петра и Февронии Муромских, до слез растрогав молодых.
Вся Аленина родня по материнской линии жила в Черновцах. Славянская война разделила семью. Двоюродный брат Олег погиб, сражаясь в рядах батальона «Азов», а родной дядя Валерий Васильевич ушел к Мозговому, но при попытке выйти в Россию был задержан российскими пограничниками, которые, обнаружив у дяди Валеры украинский паспорт, сдали героя ДНР своим незалежным коллегам. И начал наш ополченец с позывным «Зуб» свой скорбный путь по украинским тюрьмам, как террорист и предатель. Но Путин принял решение, которого все давно ждали. Сначала российские войска взяли Харьков, затем Полтаву, а через две недели под «Прощание славянки» Янукович и Шойгу принимали военный парад в Киеве. Зеленский бежал в Польшу, Яценюк и Тимошенко вошли в коалиционное правительство. Яроша и Тягнибока за организацию убийств российских граждан отправили в Лефортово. Война закончилась, проводились локальные спецоперации по выявлению и уничтожению членов «Правого сектора» и бойцов «Азова». Министр внутренних дел Арсен Аваков покончил с собой. На его место исполняющим обязанности был назначен Леонид Стрелков. Главной политической новостью стал референдум о вхождении Восточной и Центральной Украины в состав России. Дядя Валера освободился и устроился в МВД, разоблачая террористическое подполье недобитых бандеровцев.
Впрочем, Владимира это уже не интересовало. Он не разочаровался в политике, скорее наоборот – переживал стыд и унижение за свои старые убеждения, за свое презрение к Путину, за надменную ненависть к государевым людям. Он боялся даже вспоминать об этом, дабы не разоблачить в себе предателя русской мечты, олицетворением которой стал Верховный главнокомандующий.
Пребывая в сладком блаженстве предвкушения семейного мира, Мозгалевский тихо, без скандалов развелся с предыдущей супругой, почти все имущество оставив ей и детям. Новую свадьбу назначили на июль. На подготовку оставалось чуть меньше двух месяцев, что оказалось крайне своевременно, поскольку Алена сообщила, что беременна. Большего подарка от судьбы Мозгалевский ожидать не мог. Алене интересное положение давалось нелегко. Ложиться на сохранение она, словно предчувствуя неладное, упорно не желала, но Владимир уговорил. Поместив любимую в вип-палату, Мозгалевский заранее отблагодарил деньгами и конфетами весь больничный персонал. Он вернулся домой, давно отвыкший от одиноких вечеров. Помолившись перед сном, что не так давно вошло в его привычку, он наугад открыл Священное Писание: «В теле ли, не знаю, вне тела ли, не знаю, Бог знает, восхищен был до третьего неба (2 Кор. 12, 2)».
Глава 42. Судороги разума
Мозгалевский проснулся от настырного звонка. За дверью стояли люди в камуфляже и штатском. Его сбили с ног, приставив к голове холодный ствол.
– Мозгалевский Владимир Романович? – прокричал юркий мужичок, тыкавший пистолетом в ухо.
– Да! – прокричал в ответ Владимир. – Что вам надо?
– Подполковник Жмурко, Уголовный розыск. Вы подозреваетесь в убийстве. Мы должны провести обыск и доставить вас на допрос. – И, повернувшись к коллегам, добавил: – Кантуйте нежно, чтоб не обосрался.
В кабинете следователя было зябко. Очень хотелось курить. Владимир боялся шуметь и кому-либо звонить. Опасался, что даже лишь отголоском может потревожить Алену.
Абсурдность обвинения, подробности которого он пока еще не знал, немного успокаивала. Мозгалевский гадал, или это действительно ошибка, которую скоро исправят, или ему хотят предъявить смерть Миши Блудова.
«Неужели они решили, что это я? Но естественные причины смерти никто не опроверг. А если сделали повторное вскрытие? Могли обнаружиться признаки отравления, ретранслированные подсознанием Сталина. Следов яда, естественно, никто не найдет, потому что их быть не может, но характерное изменение тканей… А ведь с покойным Мишей последним общался именно я. Как дурак примчался к нему накануне. Спорили, ругались, а потом он умер… Но как докажут? Вон сколько времени прошло! Неестественность смерти установить невозможно. А если они и не собираются устанавливать? По беспределу выбьют признания, и дело с концом. Я не вынесу боли… Но как же Аленка, она в меня верит, если я признаюсь, что убил друга, она отвернется. Она слишком порядочна, чтобы выйти замуж за убийцу. Милая моя Аленушка». – Растерянный взгляд Мозгалевского вздрогнул и помутнел.
