– Ты сам-то кто такой? – неожиданно резко даже для себя самого спросил Мозгалевский.
Из сумрака не спеша, словно с опаской, выглянули три физиономии.
– Слышь, мышь, – растянуто повел угристый парнишка с тугой бицухой, – ты с вором разговариваешь.
– Кто здесь вор? – Мозгалевский чувствовал, как он вновь обретает рассудок и смелость, которая обычно приходит за обреченностью.
Главный спикер арестантского собрания, которым оказался скрюченный грузин с помутненным взглядом и худым мешковатым лицом, сделал еще один шаг к гостю и уверенно тряхнул головой, пытаясь просчитать, во что может вылиться странно завернувший разговор.
– Вор Егор по кличке «Жопа»? – засмеялся Мозгалевский, наглостью и спокойствием вгоняя в ступор блатных.
Обозначившийся вором тупо продолжал таращиться на Мозгалевского, остальные двое дико скакали глазами друг по другу.
– Батя, можно я его обоссу? – снова прорезался молодой.
– Обоссы прохожего на себя похожего, – уже без смеха процедил Мозгалевский, приподнимаясь на нарах. – Короче, чтобы наш разговор не зашел туда, где вас уже по понятиям придется сливать, хочу прояснить ситуацию. Я близкий вора Кости Костыля. Местные мусорские спектакли, где такая шерсть, как вы, исполняет блатных, я знаю. Что вы за такие беспредельные рожи и адреса ваших крысиных семей, я при желании буду знать через час после встречи с адвокатом. Поэтому дышите тихо, дайте думать.
Не успел Мозгалевский закончить тираду застывшим от изумления соседям, в камеру зашли сотрудники изолятора и забрали Владимира.
– Куда? – равнодушно бросил Мозгалевский, переступая порог.
– На свиданку, твоя пришла.
– Сколько я должен, ребята? – задыхаясь от нахлынувшей радости, прошептал Мозгалевский.
– Она отблагодарила, – пробурчал сержант.
– Мало, надо больше, – твердил себе под нос Владимир.
Вели его недолго. Коридор-лестница-коридор. Посадили в бокс со стеклянной перегородкой и телефонной связью.
«Как же она сумела, ей же вот-вот рожать. А если от волнения… Она твердая, справится. Вместе прорвемся. А если даже и посадят, то непременно меня дождется, кому она нужна с грудным ребенком».
Присутствие расчета в отрешенном счастье для Мозгалевского стало пламенем трезвости в помраченном рассудке. Но минут через пять вместо Алены за стеклом появилась Евгения, его бывшая жена. Внутри Мозгалевского снова все рухнуло. В душе стало тяжело и сыро.
– Вовочка, привет, – женщина с трудом сдерживала слезы. – Что ты наделал?
– Привет. Ты что здесь делаешь? – процедил Мозгалевский. – Мы же все решили.
– Что решили? О чем ты, Вова? – в зрачке бывшей жены замерла слеза.
– Мы расстались с тобой. Зачем все это? Ты сама говорила, что ни видеть, ни слышать меня не хочешь. Ты получила все, что хотела…
– Расстались? – голос женщины злобно задрожал. – Интересно, когда?
– Женя, мне и так тошно! Я, по-моему, схожу с ума. Пожалуйста, не добавляй. Мы развелись. Ты получила свое, мое, дочкино. Как захотела, так и разошлись. Мне меньше всего нужны твоя жалость и твои истерики. Мы чужие, чужими были всегда.
– Ты под наркотой? Чем они тебя кололи? – у Евгении тряслись губы. – Я подниму правозащитников, попрошу папу, он тебя вытащит. Папа знаком с генеральным прокурором.
– Замолчи, дура! – заорал Мозгалевский. – Ничего не надо. Ты мне никто. У меня другая семья, которую я люблю. Пусть твой папа горит в аду.
– Какая семья? Очередную шлюху кокаиновую нашел, тварь? – Женя то ли рычала, то ли плакала.
– Не твое дело. Ты не стоишь даже ее мизинца. Открой свой паспорт. Там штамп о разводе. Забудь меня!
Евгения судорожно принялась копаться в сумке, нашла паспорт, дошла до заветной страницы, облегченно вздохнула и прижала к стеклу под нос Мозгалевского. Штампа о разводе не было.
– Ты поменяла паспорт? Нас же развели!
Мозгалевскому показалось, что у него очередной приступ безумия.
– Идиот, – победоносно прошипела Евгения. – Тебе не в тюрьму, тебе в психушку надо. Адвокат зайдет завтра утром. Он по папиной рекомендации, поможет. По деньгам я с ним все порешала, больше не предлагай. Сегодня передадут поесть и одежду.
Владимир покорно кивнул головой.
– Володь, я, как никто другой, знаю, какой ты мудак. – Евгения продолжила наращивать наступление. – Ты в курсе, что мне давно плевать на всех шалашовочек и обтертые тобою притоны. Поэтому я не собираюсь ругаться.
Уверенный, без злобы и ревности тон Евгении Мозгалевского охолонул и успокоил. Он готов уже был видеть в ней друга, готов был просить навестить Алену, поддержать. Но вновь осекся, вспомнив ее мстительный нрав. Владимир по-прежнему не понимал, что происходит, и с этим смирился.
Евгения ушла, оставив еще больше вопросов, чем было. Мозгалевского привели в новую камеру, где в позе лотоса обретался молодой горец.
– Братуха, привэт! – со строгой радостью он встретил Мозгалевского. – Что за беда?
– Убийство. В отказе, – отрезал Владимир, исподлобья рассматривая соседа. – Вовой звать. Сам за что здесь?
– Муса я. Сам за брата сижу.
– Брата замочил? – Мозгалевскому эта идея показалась вполне логичной.
– Эээээ. Зачем так? – насупился кавказец, но, не почувствовав иронии в вопросе, не стал развивать обиду. – Моя мысль – я помог ему. За нашу честь! За слово мужчины!
– Статья-то какая? – насторожился Мозгалевский, уловив странную нервозность соседа.
– Брат, я не знаю ваши законы, статьи-шматьи эти. Говорю, за брата страдаю!
Однако пара уточняющих вопросов, прозвучавших настойчиво-требовательно, вконец обезоружила Мусу.
– Мы с близкими отдыхали в Москве в «Новом Фаэтоне». Кушали там, смеялись. У меня брат Тимур двухкратный чемпион России по вольной борьбе, у него две жены, трое детей. Его все уважают. Бизнес-шмизнес, он красавчик вообще. А за соседним столом сидел черт, в натуре, ел, жрал водка. И кричит нам: «Слышь, армяне, звук убавили, трещите до хрена». А мой брат отвечает мирно: «Уважаемый, почему так говоришь? Мы не армяне, мы из Дагестана!» А он кричит в ответ: «Вы тогда вообще конченые!» А Тимур ему по-русски пытается объяснить, что он не прав, а этот черт говорит, что если Тимурчик рот свой не закроет, он его трахнет. Брат отвечает, что если ты мужчина, то делай, что обещал, а если не сделает, то тогда он его сам трахнет. Брат Тимур уважаемый человек, его слово закон, он мужчина! Поэтому он подошел к этому зверю, придушил его слегка и порвал ему жопу.
– А ты что делал? – опешил Мозгалевский от подобного сценария.
– Сначала помогал штаны снять, потом на айфон снимал. Это нормально. Он за базар свой вонючий жопой ответил. Кто ж знал, что он полковник ФСБ, вызвал ментов, шакал. Тимурчик сейчас на Бутырке сидит, за больничкой смотрит.
