– Мне он показался милым, но чересчур склонным посплетничать, – обрадовалась я возможности сменить тему.
– Не надо менять тему, – тотчас отреагировал Бертрам. – Кстати, этот тост пережарен.
– Да и вчера за ужином еда была не на высоте.
Он страдальчески закатил глаза:
– Это верно, мне даже пришлось попросить Рори приготовить отвар для пищеварения.
– Как он показал себя в качестве лакея? – поинтересовалась я.
– Терпимо. Очень сообразительный парень – ему ничего не нужно повторять дважды. А поскольку Ричард еще ни разу не запустил в него каким-нибудь тяжелым предметом, значит, и он считает Рори подходящим на эту должность. Хотя дворецкий из него получился явно лучше. Мне кажется, Рори в Замке нечем заняться – ходит мрачный, все время молчит, а когда говорит, у него опасно усиливается шотландский акцент. Он, должно быть, сильно скучает по Стэплфорд-Холлу.
– Нам осталось продержаться еще три дня, и все закончится, – сказала я.
– Да уж, дай бог, – кивнул Бертрам.
Мы оба помолчали. Я подумала, что разговаривать с Бертрамом на равных оказалось на удивление легко – мы беседовали, как долго прожившие вместе супруги беседуют за едой. Как люди, давно свыкшиеся друг с другом. И тут я задалась вопросом, что будет, когда я ему скажу, что мы с Рори собираемся пожениться. Ясно было одно: Бертрам уже не станет общаться со мной так, как сейчас. Сословные различия встанут между нами непреодолимой стеной, разобщат нас больше, чем раньше. У меня вдруг скрутило живот. Надо будет тоже попросить у прислуги отвар от несварения…
Я допила кофе, встала из-за стола и уже собиралась вежливо попрощаться, но в этот момент двери гостиной распахнулись. Между ними, схватившись за обе ручки раскинутыми в стороны руками, резко затормозила Мэри. А потом она разинула рот и завизжала. Бертрам выронил чашку с кофе – черное пятно расплылось на белой скатерти. Мэри визжала и не собиралась умолкать.
Глава 15. Объявлено убийство
Дворецкий Роббинс окатил Мэри водой из кувшина – она перестала визжать, влепила ему пощечину, и снова завизжала. Роббинс неуверенно отступил Бертрам заполошно вскочил со стула, а я подбежала к мокрой Мэри и хорошенько встряхнула ее за плечи:
– Что случилось?
– Она умерла, – выдавила моя подруга. – Умерла!
У меня сердце ушло в пятки.
– Кто умер, Мэри?
– Леди Стэплфорд.
Я потянула ее к столу и усадила.
– Роббинс, налейте девушке бренди, у нее истерика. – Перехватив взгляд Бертрама, который рухнул обратно на стул, я добавила: – И мистеру Бертраму тоже.
– Сию минуту сбегаю, мэм, – засуетился Роббинс, который рад был сделать что угодно, лишь бы оказаться на время подальше от непредсказуемой камеристки.
Мокрые пряди волос прилипли к щекам и ко лбу Мэри, капли воды смешались со слезами.
– О, Эфимия, – выговорила она, – это ужасно! Я заглянула спросить, не нужно ли ей чего, а она там лежит…
– Ее зарезали? – уточнила я.
– Н-нет…
– Задушили?
– Нет.
– Тогда что с ней?
– Она просто лежит.
– Она спит, глупая ты девчонка! – вскинулся Бертрам.
– Я уж как-нибудь отличу спящего человека от мертвого, – отрезала Мэри. И запоздало добавила: – Сэр.
– Есть хоть малейшая вероятность, что ты ошиблась? – осторожно спросила я.
– О нет, Эфимия, там все испачкано рвотой!
– Значит, ее отравили, – подытожила я.
– О боже! – выдохнул Бертрам, обхватив голову руками. – Бедная моя матушка. Должно быть, ее желудок не выдержал вчерашней ужасной еды за ужином…
– Думаю, нам нужно пойти и проверить, – решительно заявила я, хотя перспектива войти в спальню, испачканную рвотой, меня совсем не вдохновляла.
Роббинс вернулся с двумя бокалами бренди.
– Уверен, эта девушка ошиблась, – сказал он. – Я позову миссис Мерион, а графу мы доложим, когда во всем удостоверимся.
Мэри открыла рот, чтобы возразить, но я быстро сунула ей в руки бокал бренди и кивнула Роббинсу:
– Отличная идея.
Он удалился и очень скоро появился вновь. За ним следовали всполошенная экономка и, к моему величайшему изумлению, Рори.
– Прошу прощения, ваше высочество, но он сам настоял на том, чтобы пойти с нами, когда услышал, что случилось, – пояснила миссис Мерион. – А я подумала, что мужчина нам в такой ситуации не помешает.
Я кивнула, стараясь не подавать виду, насколько меня обрадовало присутствие Рори.
Затем мы втроем поспешно поднялись на господский этаж, направились к спальне леди Стэплфорд и в нерешительности остановились у двери. Наконец я, сделав глубокий вдох, решилась громко постучать. Ответом была тишина. Я постучала еще раз. На этот раз открылась дверь спальни Риченды.
– Какого дьявола вы тут дубасите в такой ранний час? – поинтересовалась она.
– Мисс, пожалуйста, вернитесь в свою комнату, – попросила миссис Мерион.
– Рори, это ты там? – прищурилась Риченда. – Что происходит? Почему вы столпились у спальни моей мачехи?
– У нас есть основания полагать, что она плохо себя чувствует, – сказал Рори.
– Тогда чего вы тут прохлаждаетесь? – Риченда решительно пересекла коридор и распахнула дверь леди Стэплфорд.
Нам всем в ноздри ударил крепкий запах рвоты, и мне лишь усилием воли удалось удержать на месте съеденный за завтраком омлет. Риченда шарахнулась назад, а мы с Рори шагнули вперед.
Леди Стэплфорд лежала на боку, скрючившись в три погибели. Одеяло и простыня были смяты и скомканы так, будто она металась в кровати. Пятна рвоты были на постельном белье, на ее ночной рубашке и даже на полу. Но страшнее всего оказалось ее лицо – Рори отдернул штору, и на леди Стэплфорд упал солнечный свет из окна. Ее лицо было белое как бумага, а черты искажены предсмертной агонией.
Рори, открыв окно, высунулся наружу, и его тоже вырвало. Для верности я подошла к вдове и прикоснулась к ее лбу – он был ледяной. Сомнений не осталось: леди Стэплфорд умерла.
Отступив от кровати, я обо что-то споткнулась и чуть не упала. Это была чайная чашка, пустая. Она валялась на полу рядом с блюдцем. Когда Рори выпрямился наконец и отвернулся от окна, я молча указала ему на чашку. Наши взгляды встретились, и по его глазам я прочла, что он понимает всю серьезность происшествия.
– Идемте, миссис Мерион, – сказал Рори. – И не забудьте запереть эту спальню.
– Как это запереть?! – всполошилась еще больше экономка. – Нам нужно здесь все привести в порядок ради этой несчастной леди. Нельзя, чтобы родные и близкие увидели ее такой!
