– Не хочу больше говорить, Мика, – сказала она. – Поцелуй меня.
И Мика был рад повиноваться.
Звук горна печальным воем пронёсся по Глубокодому. Кара села на шкурах.
– Дозорный, – сказала она. – Кого-то нашли.
Мика перевернулся на спину и закинул руки за голову. Он смотрел, как Кара встаёт, как прячет своё хрупкое тело под толстой юбкой и блузой с застёжками до самой шеи, как забирает свои длинные блестящие волосы под белый капор.
– Ты так и будешь лежать там? – спросила она.
Мика приподнялся и сел на ложе. Голова у него шла кругом, всё ещё шальная от их недавней близости в этой пещере с мерцающим светом, от тёплого, умиротворяющего ощущения тела Кары, прильнувшего к нему. Никогда ещё Мика не чувствовал себя таким защищённым. Ни на равнинах, ни в Высокой стране. Ни с Илаем.
Ни с Фракией…
Он сбросил с себя одеяло из змеиной шкуры и оделся. Когда он натягивал второй ботинок, рог зазвучал снова, на этот раз громче.
– Скорее! Все соберутся у частокола, и отец заметит, если нас там не окажется, – взволнованно сказала Кара, выбираясь из маленькой пещеры в узкий туннель.
Мика схватил свою куртку и поспешил за ней.
В хранилище уже толпились братья и сёстры Глубокодома. Среди них был и Килиан с раскрасневшимся от нетерпения лицом, и Мика поймал себя на мысли: вызвал ли их с Илаем приход такое же сильное возбуждение?
– Давайте все успокоимся, – громко сказал Килиан. – В своё время вы все узнаете, кого привёл к нам Создатель. Теперь давайте произведём правильное впечатление, и пусть каждый займётся своим делом.
Послышалось тихое одобрительное бормотание, и обитатели Глубокодома подчинились. Кара приблизилась к отцу, а Мика остался стоять в стороне: внезапно он ощутил стыд и чувство вины. Он испугался: вдруг пророк заметит, что между ним и его дочерью что-то переменилось? Килиан повернулся и оценивающе посмотрел на свою дочь, а затем, как будто утвердительно отвечая на какой-то невысказанный вопрос, улыбнулся. Мика почувствовал, как заливается краской, и замер, уставившись на свои ботинки.
– Будь готова привести всех в большой зал, если я дам сигнал, – сказал Килиан, и Кара медленно кивнула.
Её отец отвернулся и, поправляя на ходу шляпу и кутаясь в серый плащ, вышел наружу, где завывал ветер и валил такой густой снег, что очертания частокола были размыты и едва различимы.
– Нам нужна помощь! – раздался приглушённый крик, и Мика узнал голос Авеля, рассветного дозорного.
Мика поспешил вверх по заснеженным ступеням вслед за Килианом и перегнулся через острые деревянные столбы частокола. Авель стоял у нижней ступени верёвочной лестницы, одной рукой поддерживая еле стоявшего на ногах, измождённого человека.
Он был бел с головы до ног: снег покрывал каждый сантиметр его тела. Его ботинки, штаны из змеиной шкуры и куртку; его голые руки и непокрытую голову. И когда человек посмотрел вверх, Мика увидел, что снег облепил ему всё лицо, скрыл впалые щёки и глаза с воспалёнными веками, кожу, в которой уже не было тепла, чтобы растопить падающие снежинки.
Сердце Мики отчаянно забилось, когда сквозь снежную пелену на него уставились бледно-голубые глаза.
Это был Илай. И он был жив!
Мике хотелось кричать от радости, благодарить Создателя за то, что уберёг друга от смерти. Но он сдержался. Вместо этого он помог Авелю и Килиану поднять замёрзшего, дрожащего скалолаза вверх по лестнице и перенести через частокол. То волоком, то на руках они пронесли Илая через кладовую и усадили у очага. Кара появилась на пороге с миской дымящегося бульона в руках.
– Выпейте это, брат Илай, – сказала она, и Мика заметил, как Килиан одобрительно кивнул.
– Кара присмотрит за тобой, – сказал пророк, но взгляд его был устремлён на Мику, который даже глаз не смел поднять на Килиана.
Пророк повернулся и зашагал прочь, поскольку вокруг них со всех сторон стали собираться обитатели Глубокодома, занятые разными делами, но явно подслушивающие. С болезненным чувством Мика начал понимать, почему Каре так нужна была старая прачечная.
Он опустился на колени возле Илая. Кара поила скалолаза бульоном, тот глотал его ложка за ложкой, пытаясь унять дрожь, от которой зуб на зуб не попадал. Мика улыбнулся и сжал руку скалолаза.
– Я так рад вас видеть, – тихо сказал Мика.
– Наверное, видок у меня сейчас тот ещё, – покачал головой Илай. – Не знаю, о чём я думал, парень. Будто я какой-то зелёный юнец, у которого молоко на губах не обсохло. Я недооценил жестокость настоящей зимы. И когда она накрыла меня, я был беззащитен, как детёныш серозмея перед огромным краснокрылом.
Мика сочувственно кивал.
– Далеко вы ушли?
– Достаточно далеко, чтобы вернуться было уже практически невозможно, – устало сказал Илай. – Если бы дозорный не заметил меня…
– У брата Авеля зоркие глаза, – пробормотала Кара.
Илай кивнул и посмотрел на Мику.
– Как ни грустно мне признавать это, парень, – ты был прав, а я ошибался. Нам нельзя двигаться дальше, пока не кончится середина зимы.
– Так вы рады остаться в Глубокодоме?
Илай вздрогнул.
– Рад, не рад – это не имеет никакого значения, – буркнул Илай. – Но я признаю, что выбора у нас нет, – нахмурился он. – Думаю, мне нужно будет привыкнуть к этому. И я постараюсь быть полезным, пока я здесь, – улыбнулся скалолаз Каре, принимая очередную ложку бульона. – А ты, Мика, – добавил он, помолчав, – ты рад?
Мика взглянул на Кару, и когда та улыбнулась ему в ответ, ощутил внутри восторг.
Было очевидно, что эта девушка-змеелов любит его – любит сильно, всем сердцем, и Мика сразу это распознал, потому что сам так любил Фракию – но девушка-змеерод не в состоянии была ответить на его чувства. Теперь он был любим, и ему это нравилось. И он постарается оправдать эту любовь.
Он перевёл взгляд с Кары на Илая и кивнул.
– Ещё как рад.
Глава тридцать пятая
Алзас и великий чёрно-синий змей стояли лицом к лицу на широкой каменной плите.
Вожак белозмеев выпрямился во весь рост, вытянув шею и высоко задрав подбородок – и всё же казался карликом на фоне чёрно-синего змея, который сверлил его взглядом сапфировых глаз. Луна взошла, и её холодный яркий свет выхватил из темноты два острых клыка и рог на носу огромного змея. Он изогнул мускулистую шею и приблизился к Алзасу вплотную, морда к морде.
Белозмей отпрянул, и из-за гнилостной вони из пасти огромного змея, и из-за силы его голоса.
– Вам здесь не рады, – повторил великан странным гортанным голосом: чтобы разобрать, что он говорит, Алзасу пришлось вслушиваться.
– Простите нас, – выдохнул Алзас, склонив голову и почтительно опустив глаза. – Мы не хотели посягать на ваши земли, всего лишь…
