— Я знаю путь в сокровищницу, там богатств больше, мигом разбогатеешь… — искушал инкуб тоном, полным надежды, в том числе и на то, что ведьма сдохнет по пути к оным богатствам.
— Нет. Желаю обогащаться здесь, в Хеллвиле. — Поняв, что я на верном пути, припечатала: — Имя!
Темные благоразумно не вмешивались в «милую беседу», котелок вопил о том, что я не ведьма, а инквизитор, который под нее маскируется, но…
— Ихтис, он называл себя Ихтисом… — сдался инкуб. — И он не проваливался во Мрак, а позвал. Кинул нить, чтобы я прошел по ней в этот мир и вселился в того, кто окажется рядом. Больше я ничего не знаю!
После отзвучавших слов котелок, который был уже ярко-красным и настолько горячим, что столешница под ним обуглилась, начал стремительно чернеть и остывать.
— А… — начала было я.
— Ведьма, матом тебя культурно прошу, больше ни слова, — злобно перебил демон.
Он явно собирался испариться, и я быстро сказала:
— До завтра, Арр, наш уговор об амулете все еще в силе.
Демон зашипел и исчез.
— Ты знаешь этого Ихтиса? — спросила я Эрриана, который все еще хмурился, как грозовая туча.
— Нет, впервые слышу.
— И я тоже, — озадаченно поддакнул Джером. И поспешно добавил: — Ну… мне пора, спасибо за консультацию. Раз с метой все в порядке, то резерв я уж и сам как-нибудь наполню… — Он подхватил рубашку, нырнул в нее. И как только его макушка показалась в горловине, осведомился: — Сколько я тебе должен?
— Три медьки, — отчеканила я.
— Э-э-э, а как же скидка для местных? — тут же начал торговаться смуглый.
Вот выжига! Нет, среди его предков точно затесались гномы! Он только притворяется темным, а по натуре — ну чистокровный сын подгорного народа.
— У меня скидка только из окна второго этажа. Хотя нечисть скидываю бесплатно. Наглых темных — двух по цене одного.
Смуглый молча выложил на стол три медьки. И так же молча ушел. Вот что значит грамотно озвучить свои услуги, цены и льготы. Впрочем, подозреваю, что причиной быстрого отступления Джерома было еще и то, что он пока не хотел сообщать лунному о своей проблеме с магией.
Вот бы еще Эрриан утопал. Я почувствовала, что жутко устала за сегодня. Да и за вчера, да и вообще за эту седмицу и жизнь. Но увы, Меч Темного Властелина гордо торчал у меня посреди кухни, пристально смотрел на меня и даже не думал куда-то идти.
Я тоже стояла. И тоже смотрела. На него.
— Может, теперь расскажешь, что все же произошло? — вкрадчиво вопросил лунный.
— А может, расскажешь, зачем пришел? — в тон ему ответила я, не собираясь отчитываться.
— Хотел подробнее расспросить, как тебе удалось избежать безумия Эйты, но нашел ответ на другое.
Его взгляд скользнул по моему лицу, плечам и замер на локте. Тот все еще был стянут повязкой, очертания которой проступали под тканью платья.
— Болит? — с совершенно неожиданным для темного участием спросил Эрриан.
Я даже растерялась. И потому сказала чистую правду:
— Да, немного.
— Тогда лучше мне.
Не дожидаясь моего ответа и не уточняя, что «лучше», темный ухватом ловко подцепил все еще пышущий жаром котелок, задвинул его поглубже в еще не прогоревшую печь и задвинул заслонку.
Я смотрела на его скупые, выверенные движения, широкую спину и…
— Чтобы не сойти с ума, нужно поддаться, шагнуть в лабиринт… — Признание вырвалось само.
Пожалела ли я о нем? Нет. И вот странность, ни одна из клятв не начала жечь.
— Что? — не понял темный.
Я прислушалась к себе и поняла, что могу говорить дальше, не опасаясь, что моя кровь начнет закипать от того, что я нарушаю один из зароков: Эйге или Эрриану.
— Тебе придется провалиться в лабиринты безумия, — пояснила я. — Если сумеешь найти выход, то сохранишь разум, если нет…
«Потеряешь его», — так и не прозвучало вслух. Едва темный лишится рассудка (а может, и на миг раньше, чтобы душа смогла уйти за грань в твердой памяти), его друг убьет его, выполняя приказ императора.
Повисла тишина, в которой отчетливо было слышно, как за окном бушует вьюга. Я уставилась сквозь чуть запотевшее стекло на кружащиеся в бешеном танце снежинки. Они завораживали. Но ровно первую пару мгновений. Потом память услужливо напомнила, что стоит шагнуть за порог, а тем паче пойти прогуляться на болота, и эта снежная круговерть станет большой неприятностью, бьющей в лицо наотмашь. Или даже симпатичным холмиком, под которым упокоится замерзшее тело самонадеянного путника.
Затрещала догоревшая лучина, с шипением упала в таз с водой, заставив меня вздрогнуть и оторваться от окна. Все вокруг стремительно погрузилось в ночную темень. Я резко обернулась, и тут же почувствовала на коже лица теплое дыхание.
Когда и как Эрриан оказался так близко?
Темнота, тишина, его руки на моих плечах и… Он меня обнюхал. Натурально. Нос темного скользнул к виску, уху, шее. Еще бы в вырез платья сунулся!
— Эй, что вообще происходит? — Я попыталась сделать шаг назад.
Если бы смогла, было бы просто замечательно. Но кто бы мне это позволил… Меня держали. Мягко и уверено.
— Ты пахнешь… собой, — шепнул Эрриан.
Так, кажется, кто-то и без моего участия сейчас из Эйтовых клиентов перейдет в разряд пациентов. Судя по поведению, безумие все же начало одолевать разум темного.
— А чем я еще должна пахнуть? — возмутилась я, вскинув голову.
— Кем, — поправил Эрриан, и в темноте сверкнули его глаза.
Поняв, что имеет в виду этот темный гад, я вспыхнула. Хотела ответить, но он меня опередил.
— Магда, что ты знаешь о темных? — вкрадчиво спросил Эрриан.
«Восемь способов атаки магией, три варианта арканов для пленения и личный комментарий преподавателя: лучше не связываться», — подумала я. Но вслух произнесла другое:
— Вы наглые, самоувереннее, эгоистичные…
Рука притянула меня к сильной мужской груди. И моя речь резко оборвалась.
Тело вжалось в тело. Выдох. А после его губы накрыли мои. Резко, решительно, властно. Эрриан на миг остановился, будто прислушиваясь. Его язык скользнул по верхней губе. Лизнул, дразня, чтобы потом прикусить зубами. От неожиданности я сильнее приоткрыла рот, в который он тут же вторгся, углубляя поцелуй.
Вокруг нас разлилась ночная тьма, а внутри — Бездна. Бездна, заполненная жаром. Горячая кожа, обжигающее дыхание. По жилам бежала не кровь — раскаленная лава. Безумство его губ, прикосновений, желаний столь отчетливых, ощутимых, однозначных — это сводило с ума, заставляя забыть, кто я и где. Толкая навстречу темному. Ближе, еще ближе, почти растворяясь в чувствах. Только вот чьих? Его? Моих? Наших?..
