— А от выпитой у этих тварей жизненной энергии я сам сейчас сдохну! Она не переваривается!
Я пригляделась: действительно, семь или восемь гримов валялись на снегу без признаков того, что их последний вздох прервала отточенная сталь. И тем не менее они были мертвы. А вот сейчас у смуглого были неплохие шансы отправиться за грань через глотку преследовавшего его грима.
Эрриан и вовсе оказался окружен стаей нежити. Вернее, уже половиной стаи.
Клинки в его руках плясали свой бешеный, дикий танец, сверкая кровавыми отблесками. Они рассекали воздух, и им вторило рычание и вой.
И именно в этот миг от кладбищенских ворот раздался истошный женский визг. Я мысленно взвыла не хуже гримов: кого еще принесло? А потом получила и ответ на свой вопрос. На рубиновом от крови снегу, рядом с одним из убитых гримов стояла Мажета, голося на одной ноте, а рядом с ней — Астор Крон.
Рыжий быстро сориентировался в обстановке, схватил девицу за руку и дернул назад, уводя к воротам. Но было поздно: нежить их заметила. Несколько тварей рванули навстречу нашим сильно упорным преследователям.
Сильные лапы взрывали снег. Лохматые черные тела — словно стрелы, спущенные с тетивы. Они были быстры. Гораздо быстрее, чем неистово голосящая девица, что путалась не только в своих юбках, но, кажется, и в ногах. Мажета враз растеряла всю свою решительность.
Я же, увидев рядом с этими двумя памятник, крикнула лишь одно слово:
— Статуя!
Астор понял без пояснений. И в один миг оседлал памятник двенадцатому бургомистру Хеллвиля Врохишу Энайскому. Судя по надписи, умер досточтимый мэр города больше столетия назад, оставив после себя лишь тире между двумя датами.
Ну и, на счастье Крона и Мажеты, надгробный памятник. Скульптор изобразил правителя городка, гордо сидящим на коне, и, видимо, показывающим направление. К слову, прямиком в центр кладбища.
Рыжий выдернул все еще истерично вопящую Мажету из сугроба за шкирку, как морковку из грядки. Причем сделал это за миг до того, как на том месте, где она стояла истуканом и голосила, лязгнули челюсти.
Отвлекшись на этих двоих, я лишь в последний момент заметила, как одна из тварей в рывке кинулась, целя в горло на миг открывшегося Эрриана.
Я могла крикнуть, попытаться предупредить. И, может, лунный успел бы среагировать. Или нет. Пульсар, слабый, всего на пол-единицы, сорвался с моих пальцев, чтобы угодить в глазницу взвывшей твари. А я сразу израсходовала весь свой резерв. Пальцы разжались, и я едва не сверзилась с дерева. Ухватилась в последний момент.
Когда мой пульсар, больше напоминавший искру, просвистел рядом с щекой Эрриана, тот обернулся. Глаза, иссиня-черные, полные тьмы и безразличия, задержались на мне. Я узнала этот взгляд. Эйта была бы довольна: так смотрят те, кто готов вот-вот шагнуть в ее лабиринты.
«Не уходи!» — безмолвный крик отчаяния слился с болью, которой щедро окатила меня клятва, данная белке. Я должна вести Эрриана к безумию, а не останавливать на его пороге.
Темный вскинулся, словно услышал мою мольбу.
Все длилось меньше одного удара сердца. А затем рык. Очередной. И снова пляска стали на снежной плахе.
— Ты его убьешь! — Истеричный крик Мажеты ударил сразу в мозг.
Я увидела, как она толкнула под руку уже замахнувшегося рыжего. С пальцев Астора сорвалась метательная звезда, чтобы через миг впиться в ствол дерева. Как раз между Джеромом и преследовавшим его гримом.
Как завороженная я уставилась на звезду, что одним из своих лучей вгрызлась в кору. И единственный вопрос, набатом отдававшийся в моей голове, вытеснил все остальные. Кого хотел убить Астор: нежить или темного?
— Проклятье! Чумная девка, чего творишь! — как ни странно, вопил не рыжий, а Джером, узрев, что его голова едва не приобрела весьма экстравагантное украшение в виде звезды в виске.
Преследовавшая смуглого тварь согласно рыкнула: ей инициатива Мажеты тоже не понравилась. Да и кому бы пришлось по вкусу из охотника становиться трофеем?
— Я тебя из беды выручала! — прокричала обиженная в лучших чувствах девица.
— Так выручала, что чуть не убила! — парировал улепетывающий Джером.
— Как умела, так и спасала. У меня в деле спасения темных женихов опыта пока мало! — выпалила Мажета и надула губы.
Еще и руки демонстративно на груди скрестила, дескать, отдувайся теперь сам, неблагодарный. Правда, сразу после этого покачнулась и чуть не свалилась с каменного коня. Пришлось Мажете споро хвататься за рыжего, который замахнулся во второй раз.
Звезда сорвалась через долю мига и вонзилась в ляжку одного из гримов. Нежить, которой звезда попала аккурат под хвост, подскочила с утробным воем, прыгнула вперед и впечаталась в памятник, окончательно озверев.
— Еще раз помешаешь — и я тебя скину, — зловеще предупредил Астор.
Гримы внизу согласно заклацали зубами. Мажета покрепче обхватила рыжего. Я судорожно вцепилась в березовый ствол и начала лихорадочно вспоминать, каким благословением можно пришибить кладбищенских гримов? Правда, я до этого не слышала, чтобы чародей добрословием укладывал нежить в штабеля: пульсаром оно как-то понадежнее будет. Да даже в житиях святых укрощение веселых погостов, изгнание демонов и массовое сожжение чернокнижников одним благословением не ограничивалось. Обычно к словам шла огневая поддержка с неба — «божественное пламя, ниспосланное праведникам, молящимся о спасении», как значилось в храмовых свитках. «Седьмая драконья летная эскадрилья» — сухо свидетельствовали хроники времен начала раскола.
Но увы, магию я всю израсходовала, знакомых среди драконов не имела, а вот слова… Их у меня сейчас было навалом. Признаться, половина — из лексикона троллей-матерщинников.
Для начала я пожелала рыжему Астору, чтобы его рука была тверда в борьбе с нечистью, и каждая его звезда нашла голову грима. Только после того, как «поправила прицел» рыжему, начала сеять доброе, вечное, светлое, на всякий случай поджав повыше ноги, чтобы «благодарные массы» точно не дотянулись до «благословляющей» своими клыками.
А дальше в мир пошли мои светлые пожелания в адрес нечисти: от «стать обладателем острого меча» с уточнением «между глаз» до «пусть в эту стужу вам станет тепло и даже жарко. От пламени Бездны».
Звезды рыжего летели немыслимыми пьяными зигзагами, но каждая из них находила свою истинную гримью пару. Джером, которому Эрриан отдал один из клинков, сейчас рубился с другом спиной к спине. Мажета вопила на одной ноте так, что даже нежить готова была заткнуть уши лапами. В общем, все были при деле: творили добро, спасали Хеллвиль от нечисти, ну и себя заодно.
Клинки темных мелькали, собирая свою кровавую дань, сводя счеты, верша приговор. Вой, последний, протяжный, оборвавшийся на высокой ноте, стих. Эрриан и Джером так и стояли — спина к спине, а вокруг них лежал снег, красный от крови. Да и они сами были как два воплощения Эйла — покровителя битв и воинов.
