– Вы прямо Мефистофель какой-то… – проронил Максимов.
– В моем понимании ваше сравнение звучит как комплимент. Мефистофель – самый колоритный персонаж Гете. Хотел бы я быть на него похожим… Так или иначе, дядя поддался на мои уговоры, и мы с ним великолепно обстряпали дельце.
– Для этого вам надо было войти в доверие к Самарскому и мадемуазель Бланшар…
– Самарский? Я понимаю, кого вы имеете в виду, хотя мне он представился под другим именем. Я знал его как господина Цилле. Нас свел один из его берлинских агентов, мой давний знакомый.
– Вы знали, кто он был на самом деле?
– Конечно. – Томас повернулся к окну, и Анита увидела его профиль, застывший, хищный, хоть впрямь Мефистофеля пиши. – Всего он, разумеется, мне не рассказал, но я догадывался, что тут пахнет секретной разведкой. Я рассказал ему о Волчьем Камне, намекнул, что есть отличный шанс покончить с мадемуазель и взять деньги. У меня имелись хорошие рекомендации, говорил я убедительно – в общем, он мне поверил.
– Выходит, с мадемуазель Бланшар вы познакомились раньше?
– В ноябре. Нас познакомил Ганс, тот, что был у нее кучером.
– И она так сразу решила доверить вам тайну Волчьего Камня?
– К началу декабря у мадемуазель Бланшар оставалось не так много верных помощников. Кроме того, чтобы укрепить ее симпатии ко мне, я предпринял кое-какие шаги. Снова пришлось рискнуть, причем довольно серьезно. Мы с Гансом организовали покушение на карету барона Мантейфеля, который вместе с герцогом Бранденбургским был назначен руководить прусским правительством. Покушение, как и следовало ожидать, не удалось, зато шуму вышло много. Вы ведь тоже слышали об этом? Ганса пристрелили на месте, я оказался сноровистее и сумел улизнуть. Этот подвиг стал для мадемуазель лучшим доказательством моей верности.
– Как-то странно, – произнесла Анита с сомнением. – Вы уже в ноябре готовились к похищению полутора миллионов? Либих был еще цел и невредим, и судьба его денег оставалась неясной…
– Для кого-то она, может быть, и оставалась неясной, – сказал Томас с оттенком иронии, – но я-то знал, что деньги рано или поздно окажутся в руках у госпожи де Пьер. Поэтому я старался держаться поближе к ней и ждать удобного случая. Когда я узнал, что деньги в саквояже, а тот в Волчьем Камне, вся схема операции по его изъятию сразу вспыхнула у меня в голове. Я тут же ухватился за нее, потому что был совершенно уверен, что она принесет успех – в первую очередь из-за своей оригинальности. Вы не замечали: чаще всего удается как раз то, что кажется сложным и неосуществимым? Я заставил плясать под мою дудку всех: и мадемуазель Бланшар, и господина Цилле, и вас, и Ранке… С дядей я обошелся жестоко, не отрицаю. – Томас грустно покивал и затянулся табачным дымом. – Но мне нужны были все полтора миллиона, все до последнего пенса. Если бы дядя узнал, что я не собираюсь с ним делиться, он бы сильно огорчился. А так он ни о чем не успел догадаться и умер, считая себя счастливым обладателем как минимум семисот пятидесяти тысяч.
– Он умер несчастным, – возразила Анита. – Мы с Алексом испортили ему настроение. Он не ожидал, что мне удастся докопаться до истины и выяснить его причастность к похищению саквояжа. Он раскрыл саквояж, чтобы заплатить нам за молчание. В этот момент и раздался взрыв.
– М-да, – протянул Томас. – Нервы у дяди с возрастом расшатались. Или он просто поглупел. Я надеялся, что у него хватит ума никому не говорить о саквояже. Мы условились встретиться на следующий день, чтобы разделить куш поровну. Эта договоренность стала заключительным пунктом моего плана. В тот же вечер я уехал из Берлина. Далее, по моим расчетам, ситуация могла развиваться так: дядя, заполучив саквояж и считая меня круглым дураком, тоже исчезает из города. Действительно, зачем ему делиться со мной, ведь все деньги у него в руках? Я представлял, как злорадно он будет хихикать над моей наивностью…
– Он никуда не исчез. Он хранил деньги в неприкосновенности, ожидая вашего появления.
– Такую возможность я тоже рассматривал, – ответил Томас, спокойно дымя сигарой. – Из нас двоих законченным негодяем был только я… Однако рано или поздно он должен был раскрыть саквояж. Я не появился бы ни на следующий день, ни через неделю, ни через месяц. Как, по-вашему, на сколько бы у него хватило терпения?
До Аниты наконец начал доходить смысл произошедшего.
– Так вы знали, что в саквояже бомба?
– Знал? – хмыкнул Томас. – Конечно, знал. Вы не поняли главного, сударыня. Я сам упрятал эту бомбу в саквояж с деньгами.
Анита поднесла было чашку с остывшим кофе к губам, но тут же поставила ее обратно. Максимов импульсивно согнул ресторанный нож буквой С.
– Я вижу, мои слова произвели на вас впечатление, – промолвил Томас довольным тоном, зажав сигару углом рта. – Вы полагали, что только госпожа Бланшар способна на такие трюки? Между тем ничего нет проще. Я немного знаком с механикой, вы имели возможность удостовериться в этом, когда взорвалась ваша квартира на Фридрихштрассе.
– Подлец! – Максимов швырнул искалеченный нож на скатерть.
– Тише, Алексей Петрович, не суетитесь. К чему затевать скандал в уважаемом заведении? Кстати, за нож вам придется заплатить, немцы достаточно щепетильный народ… Сядьте на место! У меня в кармане заряженный револьвер, я прикончу вас в два счета. Так-то… О чем я говорил?
– О бомбе в саквояже, – напомнила Анита и снова дернула за рукав разгневанного Максимова. – Сиди смирно, Алекс, он не шутит.
– Я не шучу, – подтвердил Томас. – От людей, которые мне мешают, я избавляюсь быстро. Но теперь, когда мой план осуществлен, вы не представляете для меня опасности. Более того, я должен быть вам благодарен: ведь вы тоже некоторым образом помогли мне заполучить деньги Либиха.
– Позвольте… Разве деньги Либиха не сгорели?
– Ах, Анна Сергеевна! Видите: есть на свете что-то, чего не способен постичь даже ваш острый ум. Банкноты, которыми был набит саквояж, взорвавшийся в руках у бедного Ранке, обыкновенная подделка. Меня снабдил ими один знакомый, он штампует фальшивые фунты не то что миллионами – миллиардами. Работает топорно и когда-нибудь непременно попадется – жадность его погубит. В данном случае для меня не имело значения качество купюр, я не собирался ими расплачиваться в казенной лавке. Я положил в саквояж пироксилиновую бомбу, замаскировал ее сверху пачками псевдоассигнаций и к одной из них прикрепил шнурок, приводящий в действие взрывное устрой-ство.
Теперь Анита поняла все.
– По части преступных замыслов мадемуазель Бланшар и в подметки вам не годится, – сказала она. – Узнай она об этом, она умерла бы еще раньше. От зависти.
– Поделом. Ненавижу бездарных писак!
Сигара в пальцах Томаса постепенно уменьшалась. Он курил и взирал на собеседников с выражением снисходительности, которое присуще человеку, уверенному в своем полном превосходстве над окружающими.
