Его губы защекотали мою щёку, и я смутилась, пробормотала:
— Мы виделись вчера вечером.
— Всё равно, соскучился и всё тут. Как твои пальцы?
— Болят немного, но терпимо.
Он аккуратно поднял мою кисть и приложил её к губам — невесомо, осторожно, будто мог вылечить одним поцелуем.
— Солнышко, сегодня мы не увидимся. Мне надо уехать по делам. Но завтра я тебе позвоню, и мы проведём весь день вместе, если хочешь.
Он заглянул мне в глаза и спросил:
— Ты хочешь?
— Я хочу, — тихо ответила, чувствуя, как всё внутри расцветает от предвкушения завтрашнего счастья. — Очень хочу. А что мы будем делать?
— Сюрприз! — Илья покачал головой, но мне отчего-то показалось, что он и сам ничего не знал ещё. Пусть это будет сюрприз для нас обоих. А я подожду.
— Ладно.
— А ты почему больничный не взяла? Я же велел!
— Велел! А кто бы за меня зарплату начислил людям? — съязвила я. — И кстати. Кто-то говорил про премию дизайнерам и моделям, так, может, сразу и договоримся? Приказ подпишем?
— Приказ, ага… Подожди, сейчас Лизе скажу отпечатать. А ты мне напиши в столбик фамилии, пожалуйста, а то по именам я вроде всех знаю, а по фамилиям…
Он положил на стол листок бумаги и щёлкнул дорогой ручкой, которую вынул из кармана пиджака. Я села, слушая, как Илья, приоткрыв дверь в предбанник, распоряжается насчёт приказа, и написала фамилии Гладышева, Аньки, Дёньки и девочек-моделей. Потом Илья вернулся, навис надо мной, обнимая за плечи, и поцеловал в щёку:
— Умничка. Только себя забыла.
— Я не участвовала в создании коллекции, — покраснела. — Только с подиума чуть не упала.
— Но не упала, поэтому вписывай, не ленись.
— Учти, я отдам премию на благотворительность!
— Да ты упряма! Ладно, не пиши, я выдам тебе премию ценным подарком, — рассмеялся Илья. И снова поцеловал, на этот раз в губы. Затрепетавшее сердце пропустило несколько ударов, я замерла, чтобы не спугнуть нежданную ласку, а потом услышала, как отворилась дверь. Каблучки переступили два раза, и голос Лизы сладенько пропел:
— Фамилии готовы, Илья Владимирович?
Он выпрямился, а я сжалась, как от удара. Ох, блин! Лизка растреплет по всей фирме, что я замутила интрижку с биг боссом… А ещё она меня просто уроет. Утопленная сумка и испорченный паспорт — это были цветочки. Теперь созреют ягодки.
— Стучаться надо, Елизавета, — ледяным голосом ответил Илья.
— Извините, Илья Владимирович.
— Возьмите. И чтобы приказ был готов как можно скорее.
— Разумеется.
Когда она вышла, как мне показалось, гнусно ухмыляясь, я вздохнула:
— Ну, всё. Через полчаса вся фирма будет сплетничать о тебе.
— Ничего, я буду в хорошей компании, — усмехнулся Илья. — Ведь о тебе тоже будут сплетничать.
— Тебя это совершенно не волнует?
— М-м-м, дай подумать… — он откровенно веселился. — Нет!
— А моя репутация тебя тоже не волнует? — я решила его подколоть, и Илья хмыкнул:
— Мы же вчера выяснили, что ты не замужем, а иметь отношения, не вступая при этом в законный брак, в нашей стране не запрещено законодательством!
— Угу, главное, что не адюльтер.
А как же Юлечка? Она же тебя, Илюша, называла «любимый»! Какие права она имеет на тебя?
Но вслух я, конечно, ничего этого не сказала. Только снова вздохнула. Ребёнок-то у меня от Ильи, а он, походу, не сообразил, что переспал со мной в пошивочной… Переспал… Слово-то какое поганое. Впрочем, под тем градусом сие действо занятием любовью называться не могло. Ладно, отставить лирику, надо обеспечить собственную безопасность от Лизаветы. Подумать, что она ещё может мне подстроить. Хотя всего не предусмотреть, а фантазия у секретарши, небось, богатая.
В дверь постучали, и Илья откликнулся:
— Войдите.
— Приказ готов, Илья Владимирович, — голосом образцового секретаря доложила Лиза.
— Спасибо, вы свободны. Держи, Ника, — и он размашисто подписал документ. — Ну что, до завтра?
Я взяла бумагу, и наши руки снова соприкоснулись. Сладкое тепло разлилось по всему телу, как будто во мне растаяли сто пятьдесят маленьких солнышек.
— До завтра.
Завтра всё будет хорошо.
Когда я вышла из кабинета, стараясь не смотреть на Лизу, всё же заметила её пристальный взгляд, проводивший меня до двери. В лапке у секретарши был мобильник, на котором она быстро набирала смску. Чаться, дорогая, забудь обо мне. Я пойду премию выдам людям.
Только я закончила с этим делом, как в мою каморку зашла Шагалина собственной персоной. Она была одета в самое настоящее платье от Аззаро — жёлтое с мелким серым узором, короткое, затянутое на поясе широким кожаным ремнём с заклёпками. Я видела такое на последнем показе во Франции, на Ютюбе, ясен пень. И вдруг — вот оно, передо мной, не переделанное, не примерно такое же, а реальное платье «от кутюр». Правда, хозяйку платья мне видеть совсем не хотелось. Очень уж у неё было нехорошее лицо. Злое и жёсткое.
Я вопросительно посмотрела на Юлию, а та сморщила носик:
— Милочка… э-э-э, как тебя там? Вероника?
— Ника.
— Да, Н-ника.
Впервые в жизни собственное имя вызвало у меня отвращение — так оно было произнесено. Будто быть Никой — самый большой позор, какой может только существовать.
— Я так понимаю, Н-ника, у тебя далеко идущие планы на моего мужа?
— На кого?
— На Илью, — объяснили мне, как дебилке. — Так вот, забудь о них. Забудь о моём муже. Просто забудь, и я тебя прощу. На этот раз. Понятно?
— М-м-м, — протянула я растерянно. Муж? Он не говорил, что женат… А я и не спрашивала. Решила, что свободен, и вперёд, на баррикады любви…
— Я спрашиваю — понятно?
Не в силах выдавить ни слова, я кивнула. Юлия улыбнулась торжествующей улыбкой и добавила для закрепления:
— Не ты первая, не ты последняя, и он всё ещё со мной, милочка. Не строй иллюзий, просто посмотри на себя, а потом на меня. Тебе всё станет ясно. У нас семья, ребёнок, бизнес. Это настоящие узы. А ты просто очередное увлечение. Так что найди себе парня попроще, а Илью оставь в покое.
Она ещё раз окинула меня взглядом, в котором мешались брезгливость и жалость, а потом вышла, очень профессионально развернувшись на шпильках. А я осталась сидеть, как та дурочка, оплёванная и раздавленная.
С работы я вышла с твёрдым намереньем сходить к гинекологу и попросить направление на аборт. А чувствовала себя, как висельник. Вот так петлю накинули на шею и душат! Душат… Дурочка я, дурочка… Надеялась на любовь, а это, оказывается, увлечение! Забыть, как страшный сон, забыть всё: глаза с невообразимыми искрами, тёплые руки, сильные плечи… Жаркое дыхание, греющее губы перед поцелуем… Нет, нафиг, нафиг! Надо порадовать себя любимую чем-нибудь вкусненьким или тряпочкой новой. Мама всегда говорила — мужчины приходят и уходят, а дети остаются. Но растить ребёнка без отца… Зачем? Для себя? Как это сделала мама, отказавшись от личной жизни и посвятив всю себя мне? Не уверена, что смогу…
