— Это у вас сколько месяцев?
Говорят, между беременными сразу устанавливается контакт. Вот и Таня отлично поняла, о чём я, ответила, поглаживая живот:
— Уже на девятом.
А потом наклонилась ближе и сказала тихонечко:
— Можно на ты. А ты на каком месяце?
— Как ты узнала?
— Видно, — прыснула Таня хитро.
— Ну, не знаю, где тебе там видно… — пробурчала я, пытаясь разглядеть собственный животик, но она ответила просто:
— По лицу видно, ты светишься!
— Да ну, скажешь тоже, — смутилась я, но Илья поднял бокал:
— За вас, девушки, и за ваших детей!
За такой тост не выпить грех, поэтому мы с Таней дружно чокнулись малиновым соком. При этом я заметила, как она морщится, словно от боли. Спросила:
— Тебе плохо?
Таня снова покраснела, как утренняя заря, и покачала головой, ответила неохотно:
— Да тянет что-то с утра и тянет, ничего страшного.
Вспомнив всё, что я читала о последних месяцах беременности (да, я люблю ужастики на ночь!), и сопоставив с Таниным сроком, я осторожно спросила:
— А регулярно тянет? Ты время засекала?
— Не засекала, да и срок у меня только через две недели, — легкомысленно отмахнулась Таня. Тут уже и Илья встревожился:
— Пойду-ка я Живко позову, пусть везёт тебя в роддом!
— Что ты, Илья, не надо! — перепугалась Таня, оглянувшись. — Он петь собирался, не надо его дёргать!
Живан и правда подошёл к микрофону, который стоял на маленькой эстраде, где играли живую музыку. Сделав знак музыкантам, сказал своим непередаваемым голосом:
— Эту песню я посвящаю своей любимой жене Тане и всем влюблённым людям!
— Ой, обожаю, — прошептала Таня, пока все на неё смотрели, а потом сказала мне: — По этой песне Живко назвал ресторан, её он мне пел, когда мы только встречались.
Чуть гнусавым, бархатистым, красивым голосом мужчина пел на сербском, и звучало это завораживающе, но совсем непонятно. Поэтому я спросила у Ильи:
— Ты понимаешь?
— Немного… Знай только одну вещь: он тебя любит дольше, а я люблю тебя больше! — Илья улыбнулся сам себе и продолжил: — Девять тысяч метров на небе я в ту секунду, когда ты мне улыбнешься. Девять тысяч метров под морем я на дне, если ты на меня не смотришь.
— Как это романтично, — выдохнула я. Хотела сказать, как Тане повезло с мужем-певцом, но та повернулась ко мне и сквозь стиснутые зубы пробормотала:
— Мне кажется, я сегодня рожу…
— Схватки всё-таки?
Она виновато глянула на Илью, а потом прошептала мне:
— Кажется, у меня отошли воды.
Под столом было мокро. Если бы не прозрачный цвет лужи, можно было подумать, что Таня не добежала до туалета. А так да, без вариантов: ей пора ехать в роддом. А муж поёт. Я нашла руку Ильи, который слушал песню, и сжала её:
— Давай аккуратно выведем Таню из зала.
— Что случилось? — встрепенулся он.
— Тише! Ей нужно вызвать Скорую.
— Ого!
Надо отдать должное Илье: он не развёл панику и не суетился. Мы просто встали, подхватив Таню под руки, и провели её стеночкой до административных помещений. Там девушка подозвала уборщицу и пошептала ей на ухо, отчего та всплеснула руками и побежала в зал со своими тряпками и щётками. Илья с озабоченным лицом велел:
— Давайте, девочки, в машину, Дима отвезёт куда надо. Живану я потом позвоню, он тоже приедет. Давайте же!
— Да мне бы Скорую… — засмущалась Таня, гримасничая от боли. Я поддерживала её под руку и чувствовала локтем, как большой живот напрягается временами. Боже, неужели у меня будет так же?
— Скорая будет два часа ехать из города, не ломайся, — со сталью в голосе отрезал Илья. — Быстрее тронемся, быстрее доедем!
— Я тебе сиденье запачкаю, — в отчаянье предприняла последнюю попытку Таня, но быстро позволила вывести себя на стоянку. Илья подсадил её в джип так осторожно, что мне даже стало завидно. Но меня сунули рядом с Таней, а потом джип взвизгнул колёсами и рванул по дороге к городу. Не хватало только мигалки, но, думаю, Диме она была ни к чему. Он вёл машину, как настоящий гонщик, лавируя между легковушками и фурами с лёгкостью Стэтхема. А я держала за руку Таню, которая решила удариться в панику. Она то дышала, как маленькая собачка, то корчилась от очередной схватки, то стонала:
— А-а-а, мамочки мои! Надо было Живана предупредить… А-а-а, больно-то как!
— Роддом на Васильевском? — уточнил Дима отрывисто, обгоняя очередную машину.
— Да, на Мен… делеевской линии! А-а-а…
— Держись, Танюша, немного осталось! — попытался подбодрить её Илья, но девушка его не слышала. Новая схватка оказалась долгой и, очевидно, невыносимой, потому что Таня стиснула мою ладонь в хрупкой ручке так, что я вскрикнула.
— Прости, — тут же повинилась она, дыша урывками. — Я нечаянно!
— Ничего-ничего, — украдкой потирая белые следы на кисти, ответила я. — Жми, если надо! Я ж не скрипачка.
— Тебе руки для шитья нужны, — слабо улыбнулась Таня. — Жалко, что я не пришла к тебе за консультацией…
— Ещё придёшь. И мы тебе подберём такой гардеробчик, что все ахнут!
— Две минуты, — предупредил Дима. — Подъезжаем!
Но мне эти две минуты показались вечностью. Когда джип тормознул перед приёмным покоем, Таня уже успокоилась, а я, наоборот, разнервничалась. Илья распахнул дверцу и протянул руки:
— Давай, красавица, пришло время подарить Живану наследника!
— Ой, я не смогу, — простонала Таня, сползая на тротуар, а я подхватила её сумку и выскочила следом:
— Эй, не пугай меня, мне же тоже через семь месяцев!
— У тебя-то всё получится, а я недотё-о-опа, — проныла она. — Родить вон и то не могу!
— Ты даже ещё не пробовала, — я поддержала Таню под локоть. — Давай потихонечку, мелкими шажочками, доберёмся до приёмного покоя, а там всё будет хорошо.
Илья критически осмотрел нашу лебединую пару и убежал вперёд. А мы зашаркали по асфальту, как две старушки. Я всё боялась, что Таня родит прямо тут, у крыльца, и даже представила, как ловлю её ребёнка в полёте. Глупости, конечно, но я паниковала, как никогда!
— И носить мне было тяжко, а ведь нормальные женщины не ходят — летают!
— Это кто тебе такие глупости сказал? Муж, что ли? — возмутилась я, но Таня испуганно замахала рукой:
— Что ты, что ты! Это воспитательницы… Давно уже! Не слушай меня, это я боюсь просто… Ужасно боюсь!
— Ну чего ж ты боишься? — почти через силу я рассмеялась, помогая Тане вскарабкаться по ступенькам, и уже наверху в открытых дверях нас встретила медсестра в форме, приняла Таню от меня, заворковала ласково, как с неразумным ребёнком: