частую это были такие продукты конвейерного производства, как, например, необычные старые бутылки, глянцевые этикетки, коробки из-под чая и тому подобные предметы быта. Вместе с ростом культа винтажного ширпотреба места, в которых эти вещи были произведены, стали обретать старомодную притягательность и очарование. Произошёл бум индустриальных музеев: действующие шахты, печи, насосные станции и даже викторианские очистные сооружения стали местами паломничества. Ярким примером такого синдрома «эстетизирования» вещей, порвавших все связи с производством, являются каналы, которые стали живописными местами, хотя не так давно они служили путями сообщения для доставки угля и стройматериалов в строящиеся города (эту роль взяли на себя грузовики, снующие по новым послевоенным автомагистралям). То, что некогда представляло собой угрюмые трущобы, служившие одновременно жильём и местом работы, стало уютной линией прибрежных жилых домов, чей обшарпанный шарм и причудливая просторность так привлекательны для нонконформистов — представителей буржуазного класса.
СЕЙЧАС
К концу девяностых одержимость культурным наследием стала доминирующей культурной силой в Великобритании, а Джулиан Барнс даже написал книгу «Англия, Англия» — сатирический роман об этом феномене. В романе был описан тематический парк развлечений — макет страны, расположенный на острове Уайт, всё в котором крутится вокруг самых явных туристических клише: домиков с соломенной крышей, двухэтажных автобусов, крикета и так далее. Возможно, единственные в Соединённом Королевстве, кого нс затронула романтизация антиквариата, — это «чавы» (унизительное прозвище молодёжи из рабочих семей, которая в музыке и стиле отождествляет себя с чёрными американцами, причём в очень кричащей манере). Хотя противники «чавов» упирают на их дурной вкус и вульгарность — безвкусные ювелирные украшения, яркая спортивная одежда, футуристические кроссовки, но главная причина ненависти кроется в том, что «чавы» абсолютно индифферентны к старым вещам, к антиквариату, культурному наследию и костюмированной драме. Эта неприязнь к старому, к блёклым
поношенным вещам — то, что по обе стороны Атлантического океана всегда приписывают рабочему классу.
ПОП-КУЛЬТУРА ЗАЦИКЛИЛАСЬ НА САМОЙ СЕБЕ
В Великобритании «чавы» — в каком-то смысле представители этнического меньшинства. В основном средний класс в Англии стал жертвой традиционных ценностей. Этот перекос произошёл в восьмидесятые благодаря тем же социальным и культурным обстоятельствам, которые в 1983 году привели к возникновению Акта о национальном наследии. Архитектурный блогер Чарльз Холланд продемонстрировал это через книги, посвящённые дизайну интерьеров семидесятых годов, и философии «сделай сам», которые проповедуют панельную обшивку, железные каминные решётки, окраску фасадов зданий и подвесные потолки. Интерьер в стиле модерн вошёл в моду в пятидесятые — в золотой век дизайнерских идей, всемирных выставок и экспозиций с лозунгами в духе «Это — завтра». Формика и хром, флуоресцентные лампы и такие сглаживающие декораторский беспорядок элементы, как карнизы и молдинги, дирижировали ансамблем в каждом среднестатистическом доме. Но в восьмидесятые всё откатилось назад: подвесные потолки ушли в небытие, каминов стало ещё больше, а пластиковые дверные ручки снова уступили место старомодной латунной фурнитуре. Плитка и дерево снова стали самыми модными напольными покрытиями, а любые изъяны стали расцениваться риелторами и покупателями как элементы «оригинального стиля». Затем последовал бум на реставрацию (старые эмалированные ванны и прочие предметы интерьера вытаскивались из предназначенных под снос домов, школ и отелей), также вошла в моду «архиезация» (термин, придуманный Самуэлем Рафаэлем) — намеренная порча мебели или строительных материалов (например, искусственное старение кирпичей, путем обмазывания их сажей и создания трещин).
Учитывая, что возвращение к достижениям прошлого доминирует в культурном дискурсе абсолютного большинства культурных аспектов, нет ничего удивительного в том, насколько активно развивается индустрия рок-достопримечательностей. В контексте всего происходящего такие события, как присвоение министерством культуры студии Abbey Road в Северном
Лондоне статуса памятника культуры или инициированная Macclesfield пешая акция в честь тридцатилетней годовщины со дня смерти Иэна Кёртиса, выглядят абсолютно логичными, если не сказать неизбежными. «Рок теперь принадлежит прошлому ровно настолько, насколько принадлежит будущему», — отмечает Джеймс Миллер в своей книге «Flowers in the Dustbean», название которой заимствовано из песни Sex Pistols и повествующей о том, что рок-музыка прошла через все свои основные этапы, архетипы и совершила полный цикл самопознания в 1977 году, так что всё, что произошло с ней после этого, оказалось всего лишь шаблонным вторсырьём. Я бы не стал заходить так далеко, но мне любопытно вот что: Хойссен как-то задавался риторическим вопросом «Зачем мы строим музеи, если у нас нет завтра?». Что, если ответ в том, что мы больше не можем представить себе, каким должно быть завтра?
СЕЙЧАС
АРХИВНАЯ ЛИХОРАДКА
Название книги Жака Деррида как нельзя кстати подходит для того, чтобы описать то умопомрачение, которое вывело документирование за пределы компетенции институтов и профессиональных историков и породило всплеск возникновения любительских архивов во Всемирной паутине. Всё это отдаёт настоящим сумасшествием, складывается ощущение, что люди откапывают материалы в безумной спешке, пока наши мозги не взорвутся одновременно: информация, изображения, от-
ДЕРРИДА, ФРЕЙД и АРХИВ
Возможно, «архивная лихорадка» звучит как медицинский диагноз - профессиональная болезнь библиотекарей, которые проводят слишком много времени среди книжных шкафов; умственное расстройство учёных и антикваров, испытывающих человеческий мозг на вместимость информации. Но на деле, как можно ожидать от Жака Дерриды, всё оказывается куда более сложным, тонким и парадоксальным.
В своей работе «Архивная лихорадка: Впечатления фрейдиста» он проводит параллель между архивом и ареионом—этим древнегреческим словом называли резиденцию царских особ (архонтов). У истоков слова «архив» стоит двойной смысл: это и «начало», и «закон». Концепция архива, таким образом, выстраивается вокруг идей происхождения и порядка, истинности и авторитетности. «Арх»
зывы. Всё, даже самое тривиальное, самое незначительное, — всё то, что должно быть забыто: весь масскультовый хлам, каждый тренд и модное течение, каждого непримечательного исполнителя или телепрограмму прокомментировали и задокументировали. Результатом этого очевидным образом полнится весь интернет, архивы превратились в «анархивы» — бесполезные, не приспособленные к использованию дебри информации и помойные ямы с воспоминаниями. Архив, какой бы цели он ни служил, должен осмыслять и отсеивать ненужное, предавать недостойное внимания забвению. История должна иметь собственную помойку, в противном случае она сама станет свалкой, заваленной кучей мусора.
ПОП-КУЛЬТУРА ЗАЦИКЛИЛАСЬ НА САМОЙ СЕБЕ
Среди самых характерных примеров «анархивов» можно выделить серию телепередач «I Love [Decade]», которая пользовалась широкой популярностью в нулевые. Снятая для британского телеканала ВВС 2 и спродюсированная Аланом Брауном, серия была впоследствии адаптирована и продана американскому каналу VH1, а также мелким подражателям вроде телешоу «Тор 10» канала Channel 4. Бестолковые и сумбурные, эти передачи были посвящены комикам второго эшелона и второсортным знаменитостям, которые вспоминали популярные фишки и причуды каждого отдельного десятилетия: мыльные оперы, кинохиты, песни, причёски и модные тенденции, игрушки и игры, скандалы, слоганы и жаргонные словечки. Серия началась в 2002 году с исследования восьмидесятых, затем вернулась к семидесятым, потом перескочила на девяностые, попутно ро-