Это была заря новой цифровой эпохи, новой модели восприятия, того, в чём мы сейчас живём. И с расширением наших потребительских прав и возможностей сила искусства всё ослабевала и всё меньше привлекала наше внимание, до практически полной эстетической капитуляции. Мы многое приобрели, но ещё больше потеряли. Кроме того, стало совершенно ясно, что хрупкое время сетевой жизни негативно сказывается на нашем психологическом состоянии — мы становимся нервными и неспособными сосредоточиться и насладиться моментом. Мы всегда сами себя обрываем на полуслове, обрываем наш опыт.
Не только время повлияло на это, но и пространство. Истинная ценность «здесь» так же уничтожена, как и «сейчас». Исследования Ofcom, антимонопольной службы, надзирающей за британским телевещанием, показали, что люди по-прежнему собираются у экранов телевизоров для семейных просмотров, но только отчасти, так как параллельно они блуждают по сайтам на своих ноутбуках или других устройствах. Они погружены в социальные сети, даже когда находятся в лоне семьи, — этот тревожный синдром уже окрестили «сетевым коконом». Подобно тому как интернет проникает в поры прошлого, интимное пространство семьи подвергается вторжению внешнего мира посредством потоков телеметрической информации.
Последние годы минувшего десятилетия характеризовались бурным всплеском статей о том, как пагубно виртуальная жизнь влияет на способность концентрироваться, а также переживаний людей, которые пытались покончить с пристрастием к интернету, постоянно выходя из Сети.
ВСПОМНИТЬ ВСЕ
Николас Карр в своём знаменитом эссе «Google делает нам тупыми?» для журнала The Atlantic в 2008 году с горечью написал
0 том, как из «пловца в море слов» он деградировал до уровня «скользящего на гидроцикле по водной глади». При этом он привёл цитату медика-блогера Брюса Фридмана, который жаловался на то, что образ его мышления был низведён до подобия «стаккато»: «Я больше не в состоянии прочесть „Войну и мир“, я просто физически на это не способен. Даже пост, в котором больше трёх-четырёх параграфов, стал непосильным объёмом информации — я пробегаю их по диагонали».
Эссе Карра, которое он опубликовал в 2010 году в книге «Пустышка. Что интернет делает с нашими мозгами», породило огромное количество комментариев, часть из которых характеризовала его как последователя луддитов и Гутенберга,
1 ю чаще просто вторили ему, соглашаясь, что интернет негативно влияет на способность сосредотачиваться и мешает получать наслаждение. Мэтью Коул в своих текстах для интернет-журнала Geometer ссылался на Карра, комментируя гиперссылки («is отличие от классических сносок, они не просто указывают I la относящиеся к теме работы, но и непосредственно приводят вас к ним»), чтобы охарактеризовать сетевую жизнь в терминах вроде «постоянное состояние недорешения»; неуверенное блуждание и поверхностное ознакомление, которое даёт «иллюзию действия и принятия решения», но на деле является просто одной из форм паралича.
Зачастую такая легкомысленная форма отвлечённости являет-
< я естественной реакцией на чрезмерную свободу выбора. Ужа-
< лющие (для писателей) фразеологизмы вроде «много букв — не читал» каким-то чудом до сих пор не дополнились «много туков — не слушал» или «много кадров — не смотрел», но, кажется, это всего лишь вопрос времени, так как многие из нас уже могут заметить за собой привычку перематывать ролики
на YouTube. Дефицит внимания — именно так можно назвать это почти болезненное состояние, но, как и многие болезни и дисфункции развитого капитализма, причины этих симптомов не внутри больного и не его вина, они обусловлены окружающей нас средой. Наше внимание рассеяли, заманили, завлекли. Применительно к музыке нет аналогичного понятия «прочитать по диагонали» — ты не можешь прослушать музыку на убыстренной скорости (хотя можно перемотать вперёд, остановить, прервать и никогда больше не найти то место, на котором остановился). Но можно слушать музыку и делать что-то ещё параллельно: читать книги или журналы, блуждать в интернете. Эссе Карра утверждает, что такое потребительское отношение к музыке и литературе приводит к тому, что эти формы искусства теряют свою силу, не оставляют в наших умах и сердцах следа.
Преобразования времени и пространства, которые произошли с появлением интернета, исказили наше мироощущение, изуродовали нас прожорливостью. Драматург Ричард Форман использовал образ «людей-блинов», чтобы описать, каково это быть «расплюснутым и размазанным, подобно тому, как мы “уплощаемся” получив безграничный доступ к информации ценой нажатия всего одной кнопки». Он противопоставляет это состояние богатому внутреннему миру, созданному самостоятельно, преимущественно благодаря литературе, где личность сложна и многогранна. Сейчас, сидя перед монитором, я чувствую, как «уплощаюсь» и растягиваюсь под грузом доступных возможностей. Я и монитор моего компьютера — одно целое; многочисленные сайты и окна, открытые одновременно, прекрасно дополняют картину «перманентного рассеянного внимания» (термин, который был предложен руководителем Microsoft Линдой Стоун, чтобы описать фрагментарность сознания, вызванную многозадачностью). Это наша действительность, которая, как мне кажется, на самом деле стала плоской, а «здесь и сейчас» сменились многочисленными порталами в «куда-либо ещё» и «когда-либо ещё».
Некоторое время назад я почувствовал очень странное ностальгическое чувство по скуке, какой-то своеобразной внутренней пустоте, которая одолевала меня в подростковом возрасте,
в студенческие годы, когда я был двадцатилетним бездельником. Те бескрайние просторы времени, которые не были абсолютно ничем заполнены, вызывали такую сильную скуку, что она становилась своеобразным духовным состоянием. Это была доцифровая эпоха (до появления компакт-дисков, персональных компьютеров, интернета), когда в Великобритании было три или четыре телевизионных канала, на которых по большей части нечего было смотреть; несколько толерантных радиостанций; практически негде было купить видео и DVD; не было электронной почты; блогов; интернет-журналов; социальных сетей. Чтобы избавиться от скуки, мы читали книги, журналы, слушали пластинки, принимали наркотики или занимались творчеством. Это было время культурной экономики, базирующейся на нехватке и задержке информации. Музыкальным фа-11атам приходилось ждать посылки с альбомами, выхода нового номера музыкального журнала, радиошоу Джона Пила в десять часов вечера, «Тор of the Pops» по четвергам. Это было время долгих ожиданий поступления в магазины и время Событий,
ВСПОМНИТЬ ВСЁ
11 если ты умудрился пропустить телепрограмму, шоу Пила или концерт, то они исчезали навсегда.
Сейчас скука — это другое. Сегодня речь идёт о перенасыще-н ии, рассеянности, спешке. Мне часто скучно, но это не от недостатка возможностей — тысячи телеканалов, безграничная щедрость Netjiix, несчётные радиостанции, бесконечный список непрослушанных альбомов, непросмотренных DVD и не-| фочитанных книг и, конечно же, подобный лабиринту анархив YouTube. Сегодня скука рождается не от голода, не от лишений 11 I (сдостатка. Скука сегодня — это следствие культурного чревоугодия, ответная реакция на впустую потраченное внимание м время.
