и обсуждений, свидетельствующих о снижении аппетита, спровоцированного чрезмерным скачиванием. В июне 2008 года в Phoenix New Times вышла статья под заголовком «Если каждая из когда-либо записанных песен окажется в твоём МРЗ-плеере, будешь ли ты слушать хоть одну из них?», в которой Карла Старр признавалась: «Я поняла, что мне становится скучно на середине песни, только потому, что у меня слишком лёгкий доступ к ней». В книге Барри Шварца «Парадокс выбора: почему много означает мало» описывается, как анекдоты о пресытившихся гурманах и переполненных жёстких дисках получили научное обоснование у психологов из Университета Лестера. Они подтвердили, что скачивание ведёт к апатии и индифферентности. «Доступность музыки превратила её в нечто само собой разумеющееся, не требующее глубокого эмоционального переживания, которое всегда было неразрывно связано с музыкальным воспитанием, — соглашается глава этого проекта Эдриан Норт. — В девятнадцатом веке музыка воспринималась как очень ценное сокровище, с фундаментальной и почти мистической силой устанавливающее связь между людьми». После этого он делает мрачный вывод о нашем времени, когда люди, слушая намного больше музыки самых разных жанров, «не всегда испытывают глубокое эмоциональное переживание».
ЗАТЕРЯННЫЙ В БАРДАКЕ
Снижение ценности музыки, о котором говорит доктор 11орт и его команда, может быть связано с переходом от «аналога» к «цифре». В первом случае музыка материализуется, становится осязаемой вещью (пластинки, кассеты), которую вы можете приобрести, продать, распорядиться иным образом. Во втором — музыка бестелесна, она превратилась в данные, которые могут транслироваться, перемещаться куда угодно между разными устройствами. С появлением MP3 ценность музыки (мала девальвирована по двум причинам. В первую очередь из-за перенасыщения рынка (аналогично тому, как банки печатают неограниченное количество денег в период гиперинфляции), но ещё и потому, что она стала проникать в жизни людей подобно электрическому току или жидкости. Именно это превратило музыку в подобие коммунальной услуги (как водоснабжение или электричество) в противовес художественному опыту,
на который раньше вам приходилось отводить определённое время. Музыка стала непрерывным потоком, что привело к фатальному разрыву (пауза, перемотка, возможность откладывать прослушивание на будущее и так далее).
СЕЙЧАС
В некотором смысле цифровая музыка довела идею записи музыки до логического конца. Вся записанная музыка, в данном случае не так важно, аналоговая или цифровая, по сути своей демистифицирует и асоциализирует музыкальный опыт, так как всё, что повторяется и может храниться, становится частным, но не общественным. Как утверждает теоретик Жак Аттали, культовая роль музыки и её функция как общественного катарсиса была уничтожена возможностью индивидуумов хранить музыку и прослушивать её в любое удобное для них время. Мы живём в эпоху, когда музыка теряет последние рудиментарные следы своего «кайроса» (древнегреческое слово для обозначение кульминационного момента, момента события или богоявления) и становится окончательно подчинена «хроносу» (количественной характеристике времени, посвящённого работе и отдыху).
СДЕРЖИВАЯ ПОТОК
Низведение музыки до бытовой ценности побудило Билла Драммонда запустить кампанию «День без музыки». Вдохновлённый собственным профессиональным опытом, он собрал музыкальных фанатов на ежегодную акцию 21 ноября (за день до дня святой Цецилии, святой покровительницы музыки). Как и всё, что делал основатель The KLF, эта идея была одновременно саркастической и до ужаса серьёзной. Драммонд говорил о том, как мы дошли до состояния, в «котором можем себе позволить (в теории и на практике) слушать любую музыку, которую только знает современная история, делая при этом что вздумается». Он призывал покончить с этим подходом как подобием сливания в унитаз самого смысла и цели музыки. «Живя в двадцать первом веке, нам будет интересна музыка, которую нельзя прослушать где угодно, когда угодно, пока мы делаем что нам угодно. Мы начнём искать музыку случайную, неразрыв-
но связанную с каким-то местом, музыку, которая не сможет служить нам универсальным музыкальным сопровождением». Драммонд высказал мнение, что эпоха MP3 и iPod — это агония для «записанной музыки», которую «ошибочно принимают за форму искусства двадцать первого века». Музыка станет чем-то, что ты сам сделал для себя и, возможно, парочки своих друзей, либо она станет опытом, который можно приобрести только при непосредственном присутствии музыканта. В любом случае, она будет обращена в настоящее, в реальное время.
ЗАТЕРЯННЫЙ В БАРДАКЕ
Когда Драммонд писал это, в 2006 году, для вступительного слова к первому «Дню без музыки», уже было заметно, что для возвращения к живой музыке есть все предпосылки. Концертная деятельность переживала экономический взлёт, несмотря
I ia растущие цены на билеты; фестивали становились всё влиятельней , многочисленней, солидней, чем когда-либо (среди посетителей стали появляться люди всех возрастов, от подростков до родителей среднего возраста, которые притаскивали с собой младенцев). Живые выступления стали основным источником дохода музыкантов, в противовес временам, когда туры были убыточными и служили лишь средством продвижения новых альбомов. Возрождение живой музыки, должно быть, связано с подсознательной тягой к неповторимым событиям, к чему-то, что мы можем физически пережить. Пока музыкальные записи становились бесплатными и, соответственно, теряли свою культурологическую ценность, живая музыка набирала вес, потому что её нельзя было скопировать и выложить в Сеть. Она была эксклюзивна. Аудитория могла ощущать себя (по крайней мере, к теории) единым целым. Привлекательность живой музыки частично обусловлена тем, что она формирует особую атмосферу сосредоточенности благодаря громкому звуку и атмосфере полного погружения в происходящее, но ещё и по чисто меркантильным причинам, ведь, заплатив огромные деньги за билет, вы постараетесь получить максимум возможного и не станете отвлекаться от происходящего. Вы не можете поставить это событие на паузу, перемотать его или отложить на потом. Живая музыка не только настаивает на пристальном внимании
II непрерывном прослушивании, она без них невозможна. Для
современных, перегруженных информацией меломанов эти ограничения — как глоток свободы.
СЕЙЧАС
В нулевые музыкальный бизнес перевернулся с ног на голову. Количество выступлений у групп и диджеев стало напрямую зависеть от выхода их пластинок, таким образом, музыкальные записи стали своего рода приглашениями или флайерами, убыточным средством продвижения живых выступлений и клубных вечеринок, то есть мероприятий, которые приносили реальные деньги. Один из моих друзей, журналист Энди Баталья, рассказал мне, что, по его наблюдениям, качество записи резко ухудшилось, так как группы и музыкальные продюсеры стали уделять меньше времени этому аспекту. Ведь чтобы проводить живые выступления, им приходится большую часть времени проводить в дороге.
Другой мой приятель, тоже журналист, Микеланджело Матос больше обеспокоен качеством своих личных музыкальных переживаний, что и побудило его организовать движение «Медленного прослушивания», приверженцем которого он является единолично. Как и «День без музыки», это была юмористическая и в то же время абсолютно серьёзная акция. Но, в отличие от Драммонда, Матос не вступал в полемику, а скорее пытался разработать универсальную программу для улучшения качества жизни. То, что он предлагал, было не радикальным решением, как «День без музыки», а диетой. Матос дал клятву, что с января по ноябрь 2009 года он будет «скачивать только один МРЗ-файл за раз, а следующий — только после того, как предыдущий будет прослушан». Были и другие ограничения, но основной принцип сокращения количества загрузок показался мне здравой возможностью дисциплинировать собственное чувство меры: создание фильтра или, возможно, плотины для защиты от поднимающегося уровня моря звуков.
