Этой армии боялись и гетман, и сами немцы, которые разоружили две «синежупанные дивизии», набранные среди военнопленных украинцев. В октябре точно так же разоружат и большую часть «серожупанной» дивизии
[1280]. Она тоже была укомплектована военнопленными, но уже не из германских, а из австро-венгерских лагерей. Сечевых стрельцов разоружили вскоре после переворота
[1281].
Не доверяли и украинским республиканским частям, их командиры были для русских офицеров и генералов людьми сомнительными, а то и просто одиозными: Евген Коновалец и Андрий Мельник – пленные австрийцы, Петлюра и Волох – враги не лучше большевиков.
Многие украинцы лишились возможности служить в армии и по другой причине. В державе Скоропадского был большой преизбыток офицеров и генералов. На Украине оказалась почти треть офицеров бывшего российского генерального штаба
[1282]. На 24 должности командира дивизии было 75 кандидатов
[1283]. Поэтому гетман велел принимать на украинскую службу только кадровых офицеров. Из так называемых офицеров военного времени принимали георгиевских кавалеров и выпускников высших учебных заведений, дослужившихся во время мировой войны хотя бы до звания штабс-капитана
[1284]. В июне 1918 года соответствующий приказ издал военный министр Рагоза. Бывшие прапорщики, подпоручики, поручики остались без работы. Многие участники январских боев за Киев оказались не нужны новому режиму, зато высокие посты заняли офицеры и генералы, отсидевшиеся в своих квартирах или вовремя бежавшие из Петрограда и Москвы в Киев или Одессу. Правда, офицерам военного времени дали возможность доучиться в юнкерских училищах или поступить в университет.
На службе в гетманской армии остались немногие военные УНР, в основном кадровые офицеры Русской армии вроде Александра Натиева и Петра Болбочана. А вот Всеволод Петров, несмотря на свои полковничьи погоны и оконченную академию, оказался не у дел. Он вынужден был зарабатывать на жизнь, разгружая вагоны на станции Киев-Товарный.
Военным министром у Скоропадского был царский генерал от инфантерии (его украинский чин назывался «генеральный бунчужный») Александр Францевич Рагоза.
В Совете министров регулярно обсуждали планы спасения отечества, под которым большинство понимали Россию, а не Украину. Но «почтенный старец Рогоза ничего в этом хаосе не понимал и со всеми спешил согласиться»
[1285]. Зато он очень нравился гетману. Солидный, уважаемый человек. Воевал еще в Русско-турецкую войну 1877–1878 годов, во времена Скобелева и Драгомирова. Генерал-лейтенант Скоропадский испытывал пиетет к этому военному, старшему и по званию, и по летам. Гетман всерьез считал его «рыцарем без страха и упрека»
[1286]. Скоропадский признавался, что ему хотелось «вскочить и вытянуться для военного приветствия»
[1287], когда Рагоза входил в кабинет.
Между тем это был тот самый генерал Рагоза, что погубил до 80 000 русских солдат под озером Нарочь в марте 1916-го. Наступление начали в весеннюю распутицу. Русская артиллерия смешала с грязью германские окопы, но захватившие эти окопы русские солдаты не смогли в них укрыться. Талая вода заливала их по колено, нельзя было ни сидеть, ни лежать: «Шинели солдат, мокрые от дневных дождей и от грязи, на ночь примерзали к земле, и иногда раненые лежали по 2–3 дня…»
[1288]
По словам Людендорфа, русские атаки захлебнулись в болоте и в крови. Ударной группировкой тогда командовал Рагоза. Он по праву должен разделить с командующим Западным фронтом генералом Эвертом ответственность за гибель десятков тысяч русских солдат.
Летом того же 1916-го года Рагоза снова подготовил наступательную операцию, которая окончилась столь же плачевно. Как известно, Юго-Западный фронт генерала Брусилова в мае–июне 1916-го добился больших успехов. Западный фронт должен был помочь Брусилову своим наступлением и если не разгромить немцев, то по крайней мере оттянуть на себя немецкие резервы. Рагоза начал наступление под Барановичами, но оно оказалось так плохо организовано, что немцы справились с ним, даже не подтянув резервы.
Вот такой «блистательный» генерал и возглавил Военное министерство. Ему предстояло создать новую армию, способную вместе с державной вартой подавить народное восстание и отразить возможное наступление большевиков.
На несчастье гетмана и Украинской державы, генерал Рагоза был не только бездарным полководцем, но и плохим организатором. Человек добрый, приветливый, он ни с кем не ссорился и в дела собственного министерства по возможности не вникал
[1289]. Организационной работой занимались начальник штаба полковник Александр Сливинский и товарищ министра генерал-майор Александр Лигнау. Оба заняли свои должности еще при УНР. Они создали систему, которая позволяла найти работу русским офицерам, дать им возможность прилично жить.
В гетманской армии было 8 корпусов (им соответствовали восемь военных округов), 16 пехотных и 8 кавалерийских дивизий. В военное время количество дивизий удваивалось. Это не считая отдельной Запорожской дивизии (потом развернутой в Запорожский корпус) и сердюкской
[1290] (гвардейской) дивизии.
И Скоропадский, и Рагоза явно стремились подчеркнуть преемственность не с далекими временами Мазепы, а с недавним прошлым – с историей Русской императорской армии. Полки гетманской армии сохранили и знамена, и номера русских полков.
Сначала формированию гетманской армии мешали немцы и австрийцы, они считали, что украинская армия будет им опасна. Но с августа 1918-го немцы уже и рады были бы переложить бремя обороны Украины на самих украинцев и русских, однако русские генералы боялись призывать в армию украинских крестьян, и, как мы увидим, не напрасно. Мобилизовать русских горожан тоже было трудно, многие горожане запасались справками о разнообразных тяжелых болезнях, что мешают им стать под ружье. Поэтому армия Скоропадского состояла не из дивизий и корпусов, а преимущественно из их штабов. Полки, дивизии, корпуса были укомплектованы офицерами, но им некем было командовать. Офицеры служили, получали жалованье, но в бой, за редкими исключениями, могли бросить только бумажных солдат. Немногие настоящие, не бумажные, соединения гетманской армии были крайне ненадежны. В ноябре–декабре 1918-го они будут охотно переходить на сторону петлюровцев.
