Петлюра хотел набрать побольше войск в Галиции. Однако галичане тогда ничем не могли помочь Петлюре. Они вели тяжелые бои с поляками, не теряя надежды вернуть Львов. Петлюра предлагал пойти на компромисс с поляками, но лидер галицких украинцев Евген Петрушевич категорически отказался.
Надежды Петрушевича тоже не сбылись. В мае 1919 года в Галицию передислоцировалась армия генерала Юзефа Галлера. Ее называли Голубой армией – по цвету солдатских шинелей, сшитых из синего французского сукна. Голубую армию сформировали и вооружили на французские деньги еще в ходе мировой войны. Она была укомплектована поляками-добровольцами, вернувшимися из США, такими же добровольцами, прежде служившими Франции, а также бывшими поляками-военнопленными и поляками – солдатами австро-венгерской армии. Ее вооружение, подготовка, дисциплина были на порядок выше, чем у «повстанческих» армий, сражавшихся тогда на Украине.
Эту армию Антанта предполагала использовать против большевиков – пусть отважные поляки поберегут драгоценную французскую кровь. Французское командование категорически запретило использовать Голубую армию против галичан. Но поляки этим запретом пренебрегли, именно против галичан и бросили армию Галлера. За два месяца она решила исход войны. Галичанам не помог даже толковый русский генерал Александр Греков, которого они пригласили к себе на службу (Петлюра Грекова побаивался, а потому охотно отпустил в Галицию). К июлю 1919-го Галицкая армия была разбита и отброшена за реку Збруч, старую границу двух погибших империй – Австрийской и Российской. Остатки двух армий, Галицкой и петлюровской, были зажаты между победоносными польскими войсками на западе и наступающими с востока большевиками.
Украина без украинцев
«Я не помню, при какой власти это происходило – при украинцах или при красных, – каждая старалась перещеголять другую»
[1437], – так Надежда Яковлевна Мандельштам писала про «великий и страшный» 1919 год в Киеве.
Уже в марте большевики овладели большей частью Украины. Только на западе Волыни и Подолья еще сопротивлялись петлюровцы, а на юго-востоке создавали свои «вольные советы» анархисты батьки Махно. И тогда же, в марте, начались и первые восстания против большевиков. Новая власть настроила против себя народ почти так же быстро, как петлюровская.
Украинские коммунисты (из тех, что только в январе откололись от социал-демократов Винниченко) писали в своей еще не запрещенной большевиками газете «Червоний прапор» («Красное знамя»): новая власть пришла «как завоеватель, как оккупант»
[1438].
Причины разочарования народа в коммунистах-большевиках давно и хорошо известны: политика военного коммунизма, продразверстка и красный террор. Однако на Украине была и своя национальная специфика. Общероссийский лозунг крестьянских восстаний
[1439] «За советы без коммунистов!» дополнялся лозунгами местными: «Мы – украинские большевики!», «Мы за власть Советов», но «против жидов и кацапов», «За самостийную Украину» и, конечно же, «Бей жидов и москалей!»
[1440].
В марте 1919-го на III Всеукраинском съезде Советов вождем украинской революции объявили русского интернационалиста Георгия Пятакова. Правда, Всеукраинский ЦИК возглавил другой человек – старый большевик Григорий Петровский, а правительством по-прежнему руководил Христиан Раковский. Но влияние Пятакова, секретаря ЦК Компартии большевиков (Украины), было таким, что большевистская политика ассоциировалась как раз с его именем.
Георгий Пятаков был, как мы помним, давним и последовательным противником любого национализма, в том числе и украинского. Легкость победы над петлюровцами и крушение Украинской Народной Республики окончательно убедили его в собственной правоте.
Большевики Донбасса (Ворошилов, Артём, Межлаук, Квиринг) оставались противниками Пятакова и его сторонников – левых коммунистов. Но в украинском вопросе обе группировки сходились: «реакционен» не только украинский сепаратизм, но даже украинский язык. Глава советского украинского правительства в этом мало чем отличался от Пятакова. Искусный дипломат Христиан Раковский не сразу сумел понять всю сложность «украинского вопроса». Его русские товарищи, по всей видимости, внушили Раковскому вполне русский национальный взгляд на украинских «сепаратистов». Полиглот, который говорил с немцем по-немецки, с французом по-французски, с англичанином по-английски и даже с румыном по-румынски, объявил делопроизводство на украинском языке «реакционным».
Новые правители Украины не только не знали украинского, но и не считали нужным его знать. Если петлюровцы спешно переводили делопроизводство на украинский, то большевики так же спешно возвращали русский, потому что «…в советской России пишут только русским языком»
[1441]. Если на заседании III Всеукраинского съезда Советов делегат начинал речь по-украински, русские делегаты тут же кричали ему: «Мы не понимаем», – и заставляли переходить на русский.
Советские комдивы и командармы не всегда знали язык своих же солдат. Командир легендарной 1-й Заднепровской Украинской советской дивизии Павел Дыбенко говорил, что в его штабе «никто не умеет читать по-хохляцки»
[1442]. А ведь под командованием Дыбенко воевали бригады Григорьева и Махно, почти полностью украинские.
Владимир Затонский, член реввоенсовета 12-й армии, разговаривал по телефону с атаманом Федором Гребенко. Оба они были украинцами и говорили по-украински. Рядом с товарищем Затонским стоял и слушал «непонятную украинскую речь» Николай Семёнов, бывший царский полковник, выпускник Николаевской академии, получивший от Временного правительства погоны генерал-майора. Теперь Семёнов стал военспецом, командующим большевистской 12-й армией. Из всего разговора Семёнов обратил внимание на одну лишь фразу Гребенко: «Чи виконувати ций приказ, чи ни?» («Исполнять этот приказ или нет?») К счастью для красного атамана, командарм решил, будто слово «виконувати» («исполнять») как-то связано с конями. Семёнов спросил Затонского: «Что это у него с конским составом происходит?»
[1443]
