В мае 1919-го на Парижской мирной конференции Англия и США признали независимость Финляндии. Тогда главнокомандующий Вооруженными силами Юга России направил союзникам телеграмму: «…решение финляндского вопроса, принятое независимо от России и без соображения с ее первостепенными государственными интересами, в первую голову стратегическими, является для русского народа неприемлемым»
[1553].
Со своей стороны, грузины, эстонцы, финны резонно полагали, что русские белогвардейцы им враги не лучше большевиков. Большевики хотя бы признаю́т право наций на самоопределение. В 1919 году и финны, и эстонцы могли бы помочь Северо-Западной армии генерала Юденича взять большевистский Петроград, но требовали признания независимости. Министр иностранных дел Эстонии А.И.Пийп говорил русским общественным деятелям: «Признайте сначала нашу независимость, и тогда мы будем вместе с вами драться против большевиков». Министр юстиции И.И.Поска жаловался «на русских, которые не понимают, что без эстонцев Петрограда не взять, а без признания независимости Эстонии эстонцев не двинуть вперед»
[1554].
Но Эстонию не признали, а против похода финнов на Петроград возражал сам Деникин. Он писал французскому генералу Франше д’Эспере, командующему войсками Антанты на Востоке: «Ко мне начинают поступать известия, что со стороны Держав Согласия будто бы последовало разрешение начальнику вооруженных сил в Финляндии генералу барону Маннергейму принять участие в военных действиях на севере России для освобождения русской территории от большевиков. <…> Русский народ не может допустить такого вмешательства в его внутренние дела финляндской вооруженной силы и просит довести до Вашего Превосходительства, что я категорически протестую против вступления финляндских войск в пределы русских губерний, и если такое разрешение было уже дано, то я настоятельно прошу его отменить. Русские коренные земли должны быть и будут освобождены от насильников только русскими и дружественными руками»
[1555].
Прекрасные слова благородного русского человека, но, увы, проигравшего свою войну. К тому же белогвардейское благородство сочеталось и с великодержавным высокомерием, если не сказать спесью. Когда к Деникину пришли делегаты от правительства Горской республики, он даже не соизволил их принять
[1556].
Между тем отношения с кавказскими народами требовали и такта, и дипломатического искусства. С одной стороны, в 1918-м горцы совершали частые набеги на терские казачьи станицы. Не только грабили, но и захватывали у казаков землю. А терские казаки сражались на стороне Добровольческой армии. С другой стороны, ингуши, чеченцы, осетины, кабардинцы, черкесы могли бы стать верными союзниками белых. Ингуши и чеченцы до революции о большевизме даже и не слышали, не было в их аулах ни пролетариата, ни классовой борьбы (была борьба между тейпами, но это совсем другое). Агрессивно-богоборческий режим большевиков был общим врагом и казаков, и горцев, и белых. Не случайно в 1920-е годы в Чечне не будут стихать антикоммунистические восстания. Но Деникин решил поступить с горцами по-ермоловски: снести непокорные аулы с лица земли, уцелевших заставить покориться. В марте 1919-го против Чечни была отправлена карательная экспедиция генерала Д.П.Драценко. «Многие аулы были сожжены и разбиты казаками, и много крови было пролито здесь в горах, пока чеченцы не признали над собой власть Главнокомандующего»
[1557]. Горцев привели к покорности, Деникин отдал распоряжение сформировать из них Ингушскую бригаду и Чеченскую дивизию. Части сформировали, но их личный состав не понимал целей войны за пределами родной Ичкерии. Ингуши и чеченцы охотно сражались бы за царя, за представителя династии Романовых. Еще в 1919 году «буквально в каждой сакле» висел портрет великого князя Михаила Александровича, бывшего командира «Дикой дивизии». Идеи белых они плохо себе представляли и вообще «относились с недоверием ко всему, что не было санкционировано законным монархом»
[1558]. Дмитрий де Витт, служивший в Чеченской конной дивизии
[1559], и генерал-лейтенант Яков Слащев
[1560] (под его командованием некоторое время воевали чеченцы) дают своим кавалеристам такие характеристики, что современный чеченец пришел бы в ярость, если б их прочитал, а современный русский был бы наверняка удивлен. Барон Врангель жаловался, что прибывшие на фронт ингуши и дагестанцы «были совершенно не боеспособны. Люди не обучены, не хватало седел, не было вовсе шашек»
[1561]. Горцы прибыли на войну без шашек? Видимо, они совсем не хотели воевать.
В июне 1919-го началось восстание в горном Дагестане, в августе – в горной Чечне. Большевики создали в Дагестане так называемую Армию свободы (до 11 000 человек)
[1562]. В сентябре дагестанский шейх Узун-Хаджи создал Северо-Кавказский эмират, попытавшись таким образом возродить теократическое государство по образцу имамата Шамиля. Причем вместе с кавказскими исламистами против Вооруженных сил Юга России сражались и грузинские националисты под командованием злейшего врага России Лео Кереселидзе, и большевики Николая Гикало. Гикало, между прочим, был по происхождению украинцем, а вырос в Грозном.
Кроме того, часть сил белым приходилось держать на границе с Грузией, отношения с ней были все хуже и хуже. И это при том, что осенью 1919-го для белых ценностью был каждый лишний эскадрон, каждая казачья сотня, каждый бронепоезд. Между тем, как писал белогвардеец Андрей Алексеевич Власов, к середине октября «не менее семи бронепоездов Добровольческой армии находились в тыловых районах, в том числе и на северо-восточном Кавказе, для борьбы с разными отрядами повстанцев и для охраны больших участков железнодорожных линий»
[1563].
