Союз освобождения Украины
Подрывная деятельность в тылу врага – долг и обязанность всякой внешней разведки: развалить тыл так, чтобы и фронт рухнул. Немцы еще долго обвиняли в своем поражении евреев и социал-демократов. Эти «отщепенцы» нанесли-де Германии подлый удар в спину. Но сами немцы с первых дней войны вели подрывную работу против России и Франции. И слабым местом многонациональной России был нерешенный национальный вопрос, точнее, целая серия этих вопросов: польский вопрос, еврейский вопрос, финляндский и, конечно же, украинский.
На австрийские и немецкие деньги создали Союз освобождения Украины (Союз визволення України), который должен был вести подрывную деятельность за линией фронта, а также заниматься агитацией в лагерях для военнопленных. Однако уже зимой 1914–1915-го австрийцы заметно сократили финансирование Союза освобождения Украины, убедившись в его неэффективности. Союз вскоре после начала войны из Львова переехал в Вену, а с 1915 года – в Берлин.
Между тем работа для деятелей Союза освобождения Украины все-таки нашлась. В 1915 году украинских военнопленных начали отделять от остальных, помещать в особые лагеря, снабжать пропагандистской литературой (от обычных листовок до «Кобзаря» Шевченко). Галичане и украинцы-эмигранты становились учителями или инструкторами для этих пленных. Их деятельность вовсе не сводилась к агитации против «москалей», хотя и этому делу внимание, конечно, уделяли, – важнее было пробудить в людях национальное самосознание.
Александр Скоро́пись-Иолтуховский, профессиональный революционер, один из руководителей Союза освобождения Украины, прямо называл главную цель своих товарищей: пусть бывшие «московские рабы» вернутся из плена «совершенно сознательными украинцами, то есть в самом деле свободными людьми…»
[223].
В лагерях для пленных украинцев несколько лет работал ученик Грушевского Омельян Терлецкий, который до войны был директором украинской гимназии. Он сравнил свою деятельность с фабрикой, «которая перековывает малороссов и хохлов в сознательных украинцев». Пожалуй, это большое преувеличение. Пленные украинцы были уже взрослыми, сознательными людьми, а формирование национальной идентичности – сложный процесс, который происходит в детстве и юности. Так что речь шла не о «перековке», но скорее о политическом, национальном, культурном просвещении: «Мои будущие слушатели не знали ни своей истории, ни географии, ни литературы, и более того – они даже не знали, кто они такие: малороссы они, русские или хохлы. Украинцами они определенно себя не называли, хотя <…> все были украинского происхождения»
[224], – писал Терлецкий. Вот почему пропагандисты Союза освобождения основное внимание уделяли истории Украины и урокам политграмоты.
Однако не только им. Украинские националисты того времени, как и большинство просвещенных русских и европейцев, верили в прогресс и в целительные свойства просвещения. Хороший гражданин будущей Украины – это гражданин просвещенный. Поэтому интеллигентные украинцы открывали в лагерях украинские школы, библиотеки, курсы, клубы, мастерские, даже любительские театры. Появилось там и Украинское православное братство. Мало того, украинцы начали издавать свои журналы: «Громадська думка», «Шлях», «Вiльне слово», где регулярно печатались статьи по истории, географии, биологии и даже астрономии. Так, статья «Самые маленькие существа на свете» была посвящена бактериям. В статье о климате Украины и Германии рассказывалось, «почему в Украине теплее летом и холоднее зимой»
[225].
Украинские интеллигенты читали лагерникам лекции. Их тематика поражает необычайным разнообразием. Одни были сугубо практическими, рассчитанными на простых мужиков: «Работа в саду летом и осенью», «Огородная работа», «Устройство парника». Другие предназначались будто бы специалистам или по крайней мере людям с высшим гуманитарным образованием: «Земельный вопрос в римском государстве», «Суть феодализма». Но гораздо важнее были, конечно, лекции общественно-политические: «Отношение московского правительства к украинскому народу», «Возможность самостийной Украины после войны», «Национальный вопрос и рабочие», «Что такое парламентаризм?», «Гетман Иван Мазепа», «Михаил Грушевский как ученый и гражданин». Читали даже целые курсы: «История Украины», «История культуры», «История украинской литературы»
[226]. На лекции насильно не загоняли, приходили только желающие. Вечерами слушать лектора собиралось до 300 человек, днем – гораздо меньше. Так, из 500 украинцев, не занятых на работе в лагере Раштатт, слушать лекции по украинской литературе приходило от пятидесяти до восьмидесяти человек
[227].
Средств на агитацию у Союза освобождения Украины не хватало. Австрийцы и германцы не желали тратить деньги на дело, которое казалось им сомнительным
[228]. Пробовали посылать агитаторов, но за первые полгода войны линию фронта пересекли только три человека. Данных о результатах этого «эксперимента» не имеется
[229]. В 1916-м украинцы снова хотели послать за линию фронта несколько своих пропагандистов, но им не разрешили немцы, не верившие в успех этой инициативы
[230]. Союз освобождения Украины связь с Украиной почти утратил.
Жизнь в Германии, в сравнительно приличных условиях (пленников-украинцев содержали гораздо лучше, чем русских), произвела сильное впечатление на украинцев. Евген Чикаленко в дневнике пересказывает свой разговор с бывшим военнопленным по фамилии Ворона. Этот Ворона был прежде враждебно настроен к немцам, но со временем переменил о них мнение. Германия поразила его: «По селам электричество, а улицы такие, что хоть яйцо прокати – не разобьется, а вот в Киеве можно ноги переломать. Земля у них плохая, а должна родить и родит в три раза больше, чем наша, самая лучшая на свете земля, и это все создают просвещение и культура»
[231].
