Сколько людей прошло Талергоф? Точных цифр мы не знаем. После войны выжившие узники начали издавать «Талергофский альманах». По их данным, за годы войны через лагерь прошло более 30 000 человек. Впрочем, есть и другие данные: 12 000 и даже 7000. Неизвестно и количество погибших. Через восемнадцать лет после войны снесли бараки, все еще стоявшие на месте давно закрытого лагеря. Тогда же эксгумировали и перезахоронили в братской могиле 1767 трупов. Масштабы, конечно, несопоставимы с нацистскими или сталинскими. Люди расчеловечивались в годы Первой мировой не так быстро. Кроме того, вероятно, это далеко не все погибшие.
Но даже если бы война не ускорила расправу над москвофилами, их дело казалось уже безнадежно проигранным. Москвофил Семен Бендасюк позднее признавал: «Наше положение в последние годы стало таким нестерпимым, что если б матушка Россия не поднялась на нашу защиту грозовой тучей, то нас всех тут бы задушили, всем нам был бы аминь»
[297].
Дело Ивана Калиты
Генералитет, главнокомандующий и сам государь император смотрели на Галицию как на русскую землю, которая наконец-то после многовековой вражеской оккупации возвращается под русскую власть. Галичане, как часть русского народа, воссоединялись со своими единоплеменниками.
В начале августа 1914-го, когда русские войска еще вели ожесточенные встречные бои с Императорской и королевской армией, главнокомандующий, великий князь Николай Николаевич, выпустил воззвание «К русскому народу». Речь шла о «русском народе» Галиции и Буковины.
«Братья! Творится суд Божий! Терпеливо, с христианским смирением в течение веков томился русский народ под чужеземным игом, но ни лестью, ни гонением нельзя было сломить в нем чаяний свободы. Как бурный поток рвет камни, чтобы слиться с морем, так нет силы, которая остановила бы русский народ в его порыве к объединению. Да не будет больше Подъяремной Руси! Достояние Владимира Святого, земля Ярослава Осмомысла и князей Даниила и Романа, сбросив иго, да водрузит стяг единой, великой и нераздельной России. Да свершится Промысел Божий, благословивший дело великих собирателей земли Русской. Да поможет Господь Царственному Своему Помазаннику, Императору Николаю Александровичу всея России, завершить дело великого князя Ивана Калиты. А ты, многострадальная братская Русь, встань на сретение русской рати. Освобождаемые русские братья! Всем вам найдется место на лоне матери-России. Не обижая мирных людей, какой бы они ни были народности, не полагая своего счастья на притеснении иноземцев, как это делали швабы, обратите меч свой на врага, а сердца к Богу, с молитвой за Россию и за Русского Царя»
[298].
В свою очередь, Алексей Брусилов в приказе по 8-й армии напоминал солдатам и офицерам, что Галиция – «исконная русская земля, населенная главным образом русским же народом…»
[299], а потому и относиться к местному населению надо как к соотечественникам.
Русские власти вели себя в Галиции так, будто война уже выиграна, заключен мирный договор, а вся завоеванная (освобожденная?) провинция стала неотъемлемой частью Российской империи. Австрийские земли, только-только занятые русскими войсками, поделили на губернии: Львовскую, Тарнопольскую, Черновицкую, Перемышльскую. Губернии вошли в состав нового генерал-губернаторства.
Москвофилы поначалу торжествовали. Они были уверены, что теперь станут главными людьми в Галиции. Владимир Дудыкевич важно прогуливался по главным улицам Львова и принимал от львовян низкие поклоны
[300]. Одно время его считали чуть ли не вторым лицом в провинции после генерал-губернатора. Но вскоре выяснилось, что надежды москвофилов были почти напрасны. В администрацию их брали на унизительно низкие должности переводчиков или делопроизводителей. Вершиной карьеры была должность чиновника для особых поручений. Русские власти не доверяли бывшим австрийским подданным, а возможно, их отталкивали фанатизм и доктринерство москвофильских вождей.
Чиновников для русской администрации старались присылать из губерний Юго-Западного края, то есть из Поднепровья и российской Западной Украины. Это было разумно, но в России и без того недоставало грамотных чиновников. Обеспечить ими еще и Галицию с Буковиной было невозможно.
Генерал-губернатора окружали люди «порядочные, безусловно честные, просвещенные»
[301], только вот на администрацию новых четырех губерний таких не хватило. Большинство приехавших чиновников имели лишь начальное образование
[302]. Хуже того, они не знали местных обычаев и традиций, вообще не были знакомы с Галицией. Уездами должны были руководить «в лучших случаях исправники и их помощники и нередко полицейские приставы»
[303]. Не враг России, не украинец, не австриец, а русский военный губернатор впоследствии признавал, что эти чиновники «…ни по образованию своему, ни по общему развитию не годились для той роли проводников русских государственных начал, которая им была назначена»
[304]. С ним вполне соглашался архиепископ Евлогий, назначенный руководить всеми церковными делами в завоеванной провинции: «В Галицию посылали не лучших чиновников, а сплавляли худших. В результате – пьянство, растраты, мордобой…»
[305]
Российские чиновники, приехав на эту «русскую землю», вскоре узнавали, что русского языка местные «русские люди» в большинстве своем отродясь не слыхали. Общаться с местным населением могли только знавшие польский или малороссийский.
Приставы и городовые, которых и сами русские терпеть не могли, управляли австрийскими подданными по-своему. В Станиславове некий околоточный Карпенко «вымогал у населения взятки под угрозой ареста и ссылки в Сибирь»
[306]. Однажды он арестовал евреев, молившихся в синагоге, но тут же отменил свое решение, получив от них взятку. В конце концов мерзавца арестовали и сослали на каторгу в Сибирь
[307], но авторитет русской администрации был испорчен. Вскоре даже русофильски настроенные галичане начали жаловаться на произвол и рукоприкладство, они уже жалели о прежней власти: «Австрийцы нас угнетали, но никогда не били»
[308].
